Вот хрупкая блондинка держит капельницу над окровавленным стариком; два мужика, сами закопченные до глаз, бережно ведут израненного парня; молодые люди, обсыпанные штукатуркой, пытаются перевязать раздробленную ногу плачущей женщине. Каких–то полчаса назад все они с отрешенным видом торопились по своим делам, неся на лицах привычную печать спешки и житейских забот. А потом в считанные минуты случилось, как у Высоцкого: «Все смыло потоком великой беды».
Безликую массу горожан, заполняющую вагоны метрополитена, транспортники профессионально именуют пассажиропотоком. Журналисты порой применяют более уничижительные штампы, говоря об «обывателях» и «толпе». Однако в первые секунды после взрыва именно эти «обыватели» не превратились в обезумевшее от страха стадо, а повели себя так, будто назубок знали инструкцию о поведении в экстремальных ситуациях.
Никто не топтал раненых, пробиваясь к спасительному выходу. По свидетельству очевидцев, первыми криками из разбросанного по платформе «пассажиропотока» были призывы сохранять спокойствие и не поддаваться панике. Даже те, кто сумел сразу покинуть станцию, возвращались в гарь и дым, чтобы вытащить на себе неспособных идти.
Далекие стали близкими, чужие — своими, незнакомые превратились в родных, за которых больно.
Я горжусь, что живу в одном городе с такими людьми.
Горжусь водителями маршрутных такси, не бравшими плату со своих пассажиров. Российская пресса пишет об этом как о некоей сенсации: «Подумать только, не взвинтили цены, а наоборот — вообще отказались брать деньги!» Горжусь обычными автовладельцами, которые вчера останавливались перед переполненными остановками общественного транспорта и бесплатно подвозили в центр столько людей, сколько вмещали их машины. Горжусь минчанами, стоящими в длинных очередях на станции переливания крови, чтобы буквально отдать часть себя пострадавшим.
И в то же время мне невыносимо мерзко
Без масок остались все — в том числе и «борцы за народное счастье», которые бессовестно гогочут сейчас на «хартиях», «партизанах» и «свободах». Когда безвестные студенты в обгоревшей одежде таскали носилки с ранеными, эта гнусная публика радостно обсуждала, как замечательно опрокинуто стремление властей к порядку и спокойствию в стране.
«Пусть теперь попробуют говорить о безопасной Беларуси!» — ликовали они, когда девчонка с окровавленными коленями ползала по асфальту и искала мобильник, чтобы позвонить маме. «Наконец–то это сонное быдло встряхнется!» — потирали руки свободолюбивые и гуманные «комментаторы», пока чей–то родной человек умирал в больнице.
Поразительно, что некоторые земляки оказались от нашей беды дальше, чем люди, живущие за тысячи километров. Телефоны разрывались от сочувственных звонков из–за рубежа, социальные сети переполнялись пожеланиями мужества от сибиряков и дальневосточников, а сидящие тут, у нас, «аналитики», не успел рассеяться дым на платформе, уже вальяжно рассуждали о политических выгодах «оппозиции» от страшной трагедии.
Потом спохватывались и, замаскировав слишком уж откровенную радость, скорбно констатировали: «Взрыв выгоден властям. Отвлекает от проблем с подсолнечным маслом». Потом снова захлестывала злость и начинался злорадный клекот, что «у государства выбит главный козырь — теперь белорусы нигде не будут чувствовать себя в безопасности».
Произошло, господа, обратное. Белорусы почувствовали себя оскорбленными тем, что ими пытаются манипулировать, вбрасывая одну «дезу» за другой и хладнокровно наблюдая за реакцией. Не получилось вызвать «волну народного гнева» слухами о «нарушении прав человека»? Подкинем сплетню о нехватке сахара, пусть атакуют прилавки. Не выплясывает версия о новом «поджоге рейхстага»? Попробуем распространить сплетни о массовых взрывах в автобусах и на вокзале. Цель одна — раскачать, расколоть, разобщить.
Какие же мелкие людишки!
Тля!
