В современном левом движении проблемы, объединяемые общим термином "организационный вопрос", принято считать техническими, а решать - исходя из удобства и сиюминутных, тактических соображений. Мало кто задумывается о том, какое влияние оказывают эти, казалось бы, технические проблемы на развитие левого движения и насколько сильно они связаны с марксистской теорией. Тот же, кто задумывается, поневоле задаётся множеством вопросов. Почему современные левые организации так непохожи на большевистскую партию? Почему они по-разному подходят к организационным проблемам? Что такое демократический централизм? Нужна ли сейчас партийная дисциплина? Кого можно привлекать в организацию? Должны ли левые предпочесть организацию кружкам или, может быть, кружки - движению? И как строить работу сейчас?
Подобные вопросы редко становились предметом теоретических дискуссий, а между тем волнуют они многих. Например, некоторые левые активисты не понимают, почему РКСМ(б) любит "придираться" к желающим вступить, в то время как в ЛКСМ и "Левый фронт" вступить сравнительно легко. Кое-кто считает нашу организацию чересчур "жёсткой" и "бюрократической". С другой стороны, внутри самого Революционного комсомола, в силу объективных причин и пока ещё неважно поставленной партийной учёбы, периодически раздаются подобные вопросы, а иногда даже вспыхивают интеллигентские бунты анархически настроенных одиночек.
Короче говоря, ясно, что организационные вопросы коммунистического движения важны, и в них нужно разобраться.
Невозможно разбираться в организационном вопросе без рассмотрения опыта большевиков. Именно большевикам во главе с Лениным удалось создать так называемую "партию нового типа", чей опыт лёг в основу организационного строительства большинства коммунистических партий XX века. Это стало возможным благодаря предпринятой Лениным огромной работе по развитию марксизма в организационном вопросе. Поэтому любое рассмотрение организационного вопроса без привлечения и изучения опыта большевиков станет профанацией.
Ключевой для понимания отношения Ленина к организационному вопросу является его работа "Шаг вперёд, два шага назад"1. В ней содержится квинтэссенция марксистских взглядов на проблемы партийного строительства, дисциплины, членства в партии и многих других вопросов. Работа эта появилась не на пустом месте - ей предшествовал упорный труд искровского кружка, отражением которого стали работы Ленина "С чего начать"2, "Что делать"3 и "Письмо к товарищу"4. Как известно, результатом длительной работы и идейной борьбы "Искры" стала подготовка и проведение II Съезда РСДРП, собравшего разрозненные социал-демократические кружки со всей империи и из эмигрантских кругов. На этом съезде противоречия по организационному вопросу не только обнажились со всей остротой, но и послужили причиной раскола социал-демократов на большевиков и меньшевиков - того самого раскола, чьё огромное историческое значение было осознано лишь спустя годы. "Шаги..." Ленина, подробно повествующие обо всех перипетиях идейной борьбы на Съезде, содержат в себе поэтому наиболее глубокий марксистский анализ организационного вопроса.
Чтобы получить исчерпывающее представление о постановке проблемы и решении её большевиками, следует, конечно, ознакомиться со всеми вышеперечисленными работами. В этом параграфе имеет смысл лишь привести сухой остаток и проиллюстрировать позиции оппонентов наиболее показательными цитатами.
Позицию меньшевиков, вкратце, можно охарактеризовать следующими пунктами:
Меньшевики защищали демократию. С их точки зрения Ленин и его сторонники являлись поборниками подавляющей всё и вся бюрократии, душителями всякой инициативы, солдафонами и формалистами. Вот как, например, описывает сам Ленин обвинения в свой адрес, выдвинутые в резолюции нескольких меньшевиков во главе с Аксельродом: "Здесь мы встречаем все главные обвинения против "большинства", не раз повторенные потом в печати... Обвинения направлены против "системы самодержавно-бюрократического управления партией", против "централизма бюрократического", который, в отличие от "централизма истинно социал-демократического", определяется следующим образом: он "ставит на первый план не внутреннее объединение, а внешнее, формальное единство, осуществляемое и охраняемое чисто механическими средствами, путем систематического подавления индивидуальной инициативы и общественной самодеятельности"; он, поэтому, "по самой своей сущности неспособен органически объединить составные элементы общества""5.
А вот ещё более яркий пример - Ленин описывает выступление одного из меньшевиков против централизма: "Возьмите, например, речь т. Гольдблата... Он ратует против моего "чудовищного" централизма, якобы ведущего к "уничтожению" низших организаций, "проникнутого насквозь стремлением предоставить центру неограниченную власть, право неограниченного вмешательства во все", предоставляющего организациям "одно лишь право - повиноваться безропотно тому, что будет приказано свыше" и т. д. "Создаваемый проектом центр очутится в пустом пространстве, вокруг него не будет никакой периферии, а лишь некая аморфная масса, в которой будут двигаться его исполнительные агенты""6.
Теперь бросим взгляд на те принципы, которые защищали большевики. Вот они:
Вот какими словами завершает Ленин свою работу: "У пролетариата нет иного оружия в борьбе за власть, кроме организации. Разъединяемый господством анархической конкуренции в буржуазном мире, придавленный подневольной работой на капитал, отбрасываемый постоянно "на дно" полной нищеты, одичания и вырождения, пролетариат может стать и неизбежно станет непобедимой силой лишь благодаря тому, что идейное объединение его принципами марксизма закрепляется материальным единством организации, сплачивающей миллионы трудящихся в армию рабочего класса. Перед этой армией не устоит ни одряхлевшая власть русского самодержавия, ни дряхлеющая власть международного капитала. Эта армия все теснее и теснее будет смыкать свои ряды, несмотря ни на какие зигзаги и шаги назад, несмотря на оппортунистические фразы жирондистов современной социал-демократии, несмотря на самодовольное восхваление отсталой кружковщины, несмотря на блестки и шумиху интеллигентского анархизма"7.
Касаясь кадрового вопроса, Ленин недвусмысленно восклицает: "Лучше, чтобы десять работающих не называли себя членами партии (действительные работники за чинами не гонятся!), чем чтобы один болтающий имел право и возможность быть членом партии"8.
Таким образом, большевики выступали за бюрократизм и формализм9 против анархии и распущенности, за организацию с жёсткой, почти военной дисциплиной, за централизм против автономизма.
Насколько адекватен большевистский подход сегодня? Применим ли он к нашим реалиям? На эти вопросы нынче даются самые противоречивые ответы: от слепого копирования ленинских ответов до полного их отрицания.
Можно с уверенностью утверждать, что в настоящее время левое движение России в большинстве своём решает организационный вопрос по-меньшевистски. Это вовсе не ругательство и не повод для обид, а простая констатация факта: принципиальное решение организационного вопроса у большинства современных левых очень близко к тому решению, которое предлагали и отстаивали Мартов, Аксельрод и т.п. При этом в разных организациях существуют различные оттенки решения этого вопроса. Например, среди "старших" коммунистических партий преобладает своеобразный подход, при котором на словах товарищи горой выступают за большевистскую организацию, а в повседневной практике неизменно применяют меньшевистскую методу - принимают в партию кого попало, смотрят сквозь пальцы на низкую дисциплину и т.п. Что же касается молодёжных организаций, то там иногда и на словах декларируется неприменимость старых большевистских норм в области партийного строительства. Эти нормы объявляются устаревшими ("Сейчас совсем другая эпоха..."), либо преждевременными. Наконец, во всех без исключения организациях попадаются такие активисты, которые на словах готовы признавать организационные отношения, дисциплину, демократический централизм и т.п., на деле же не готовы применять все эти нормы к себе, либо толкуют их вкривь и вкось из-за банального невежества.
Вряд ли имеет смысл разбирать утверждения о том, что "сейчас другая эпоха". Как правило, товарищи, отстаивающие такую точку зрения, ограничиваются общими словами или выхватыванием произвольного набора внешних признаков, якобы свидетельствующих о принципиальной разнице в эпохах. Убедительного обоснования этого утверждения не обнаружено, потому и говорить о нём пока нечего.
Однако есть и другая точка зрения, гораздо более серьёзная и обоснованная. Эта точка зрения обычно выдвигается неорганизованными левыми интеллектуалами, и состоит она в том, что современное левое движение России находится ещё на кружковой или даже докружковой стадии. Левые не доросли ещё до организации. Эта точка зрения представляется некоторым левым активистам довольно убедительной, поэтому её следует рассмотреть подробней.
Наиболее ярко упомянутая точка зрения изложена в интервью известного левого публициста Александра Тарасова, которое так и называется - "Левые в России находятся на докружковой стадии"10. Процитируем наиболее значимые тезисы: "Все революционные движения проходили одни и те же этапы. Докружковый этап, кружковый, объединение кружков в единую организацию. И не обязательно в партию. Я не уверен, что партия является той формой, которая сейчас себя оправдает. Так вот: мы сейчас объективно находимся на докружковой стадии. Если мы находимся на этом этапе, то нужно сначала его пройти, доработать его до конца... Проблема в том, что параллельно с этим докружковым уровнем еще существуют организации, которые уцелели от предыдущего исторического периода. Они такие же мастодонты, какими были феодальные социалисты в момент написания "Манифеста Коммунистической партии"... Их много, но толку от них нет..."
Другой левый интеллектуал, Сергей Марков, долгое время работавший в РКСМ(б), менее категоричен. В своей статье "Что предпринять?"11 он констатирует "калькирование организационных форм, а также некоторых других практик, характерных для этапа победоносного развития классовой борьбы пролетариата в прошлом", а также пишет, что "уровень развития идеологии и практики левого движения существенно отстаёт от уровня развития организационных форм". В отличие от Тарасова, тов. Марков не выносит приговора левым организациям, а ставит следующую задачу: "Преодоление разрыва в форме и содержании движения: решение на базе развитых организационных форм тех вопросов, которые в истории левого движения решались на этапе "кружковщины"... Нужно выдвинуть лозунг о решении задач кружковщины партийными методами. Необходимо найти способ успешно решить задачи качественного роста в идеологической и практической сферах, отталкиваясь от существующих организационных форм движения, так как "кружковщина" преодолена сегодня организационно, но никак не идейно. Разумеется, если в организационном строительстве достигнуты серьёзные успехи, то призывать к преобразованию существующих левых организаций в кружки было бы глупо, поэтому речь идёт совсем о другом"12.
Утверждения обоих авторов: и более последовательного, и более мягкого - выглядят довольно убедительно, тем более что упомянутые ими проблемы действительно имеют место. В самом деле, левое движение ещё не преодолело идейного кризиса, разброда и шатаний. Оно ещё не достигло той смычки с рабочим классом, которую большевики имели уже на стадии кружковщины. Практика левых часто осуществляется методом "научного тыка". Продолжать этот список недостатков и изъянов современного левого движения можно долго.13
Но действительно ли движение находится на кружковой или докружковой стадии? Вопрос этот является важнейшим, даже ключевым, поскольку его решение автоматически даёт ответ на другой принципиальный вопрос: "Нужна ли сейчас организация?" Ведь если принимать безапелляционную точку зрения Тарасова о докружковой стадии развития левого движения, тогда, рассуждая логически, организация и вправду преждевременна. Ответ на этот принципиальный вопрос следует отрицательный.
Однако прежде чем спорить относительно того, на какой стадии находится левое движение, следует задаться иным вопросом. Насколько правомерно вообще переносить на современное левое движение тот шаблон о стадиях, который использовался при анализе движения конца XIX - начала XX века? Ведь, обвиняя современное движение в калькировании организационных форм КПСС и т.п., левые интеллектуалы в вопросах развития движения сами берут кальку столетней давности и пытаются "померить" ею современность. Почему-то молчаливо предполагается, что этот шаблон вполне применим и в нынешних условиях. Почему?
Разумеется, от калькирования нельзя отделаться фразой о том, что "сейчас совсем другая эпоха". Это было бы слишком смешным и нелепым аргументом. Поэтому попробуем подробней разобраться, каковы принципиальные различия современного и столетней давности левого движения и как они влияют на развитие этого движения.
Марксизм подсказывает нам, что анализ развития любого объекта или явления невозможен без анализа условий его возникновения.
Социал-демократическое движение Российской империи развивалось в капиталистическом обществе с сильными феодальными пережитками и реакционным, абсолютистским политическим режимом. Капитализм в империи с поправкой на местную специфику развивался по классическому пути, стремительно приобретая черты империализма. Идейный багаж того движения складывался из наследия как последователей Маркса, так и его опошлителей. К нему добавлялось специфическое учение русских народников, идейных предшественников эсеров. Организационные формы развивались "на пустом месте"; от мелких, разрозненных литературных и иных групп к моменту II Съезда РСДРП это развитие дошло до кружковой стадии. После этого большевики развивали организационную форму в сторону централизованной, жёсткой партийной структуры, в то время как организационная форма меньшевиков имела более мягкий и размытый вектор развития. Меньшевикам удавалось охватить своей пропагандой более широкие слои населения, но в силу организационной распущенности они в конечном счёте проигрывали большевикам, которые, несмотря на небольшое количество, умели мобилизовывать свои силы в единый кулак. Такова, вкратце, "классическая" картина.
Современное российское левое движение развивалось в принципиально ином обществе, происхождение которого не имеет ничего общего с обществом классического капитализма. С экономической точки зрения особенностью современного общества является тот факт, что оно возникло на обломках более высокой экономической формации, в результате контрреволюции. Новейший российский капитализм возник не на месте мануфактурного производства, как это было в Европе, а на основе экономики СССР, отличавшейся обобществлённым характером, а также высокой степенью интеграции и централизации. Контрреволюция в первое своё десятилетие привела к катастрофическому разрушению и атомизации производительных сил общества и, как следствие, к деградации, разложению, люмпенизации рабочего класса. Этот аспект важно иметь в виду всегда, поскольку состояние коммунистического движения находится в неразрывной связи с состоянием рабочего движения. Далее, с идеологической точки зрения можно констатировать застой и гниение той философии, которая называлась большинством официальных советских идеологов "марксизмом-ленинизмом". Вместо попыток объяснить происходящие в мире социальные процессы и дать сторонникам коммунизма идейное оружие для классовой борьбы в меняющихся условиях эта философия ограничивалась решением чисто конъюнктурных задач обслуживания сиюминутных интересов номенклатурной верхушки. Собственно, к моменту крушения Союза эта философия давно уже не была таковой, осталась лишь "философская" оболочка для претенциозной и лицемерной писанины. Отсюда понятен тот идейный кризис коммунистического движения, который до сих пор не удалось расхлебать. Наконец, в организационном аспекте левому движению волей-неволей достался в наследство опыт КПСС и аффилированных структур. Выросшая из большевистской партии, КПСС превратилась в огромную, разветвлённую структуру и действовала с размахом, который отвечал её роли правящей партии. Концепция "общенародного государства" привела к тому, что некогда большевистская партия скатилась к меньшевистской методе приёма в партию; если при Сталине в партии ещё устраивались чистки, то позднее в "стройные ряды" стали принимать для "галочки", по формальным признакам, часто невзирая на полную непригодность вступающего к роли коммуниста. В то же время взаимоотношения актива и руководства имели мало общего с демократическим централизмом; свёрнутая ещё в предвоенное время внутрипартийная демократия так и не вернулась обратно в полном объёме, поэтому влияние партийных низов на верхушку было ограничено. Вдобавок, если в сталинские годы партийный актив практически постоянно был мобилизован на решение тех или иных важнейших для страны задач (великие стройки, борьба на селе, война, восстановление промышленности), вовлекался таким образом в решение самого широкого круга общегосударственных вопросов, то впоследствии деятельность членов партии всё больше сводилась к ритуальщине и формализму. Попытки возродить былой энтузиазм (напр., стройкой БАМа) прежнего успеха не имели. К моменту контрреволюции основная масса членов партии относилась к своему членству формально и отчуждённо, а руководители среднего звена в лучшем случае имели навыки хозяйственной деятельности, а в худшем - организации и проведения торжественных мероприятий. Вот такое тяжёлое наследие. Наряду с этим КПСС всё же давала довольно ценный организаторский и управленческий опыт, прививала дисциплину. Организационная форма: от разделения труда внутри комитетов до иерархии и названий - была единственным, что могли в той или иной степени заимствовать у КПСС ортодоксальные коммунисты, оказавшиеся перед лицом политического и организационного разгрома.
Подытоживая, мы можем констатировать различия, как минимум, в трёх аспектах развития левого движения современной России и царской империи.
Экономический аспект. Разница в генезисе капитализма обуславливает разницу в тенденциях развития рабочего класса - социальной базы коммунистов. Индустриальный пролетариат царской России развивался и креп вместе с капиталистическим развитием промышленности в империи. Постсоветский пролетариат долгое время разлагался вместе с разрушением промышленных мощностей современной России. Это одна из важнейших причин противоположного вектора развития левого движения, не вписывающегося ни в какие "классические" схемы.
Идеологический аспект. В начале прошлого века благодаря социал-демократам марксизм непрерывно развивался в ожесточённой идейной борьбе с отжившими своё "феодальными социалистами", народниками и ревизионистами. В постсоветской России затхлость и одеревенелость официозной доктрины сменились растерянностью и конвульсивными попытками хоть как-то объяснить происходящее. В движении воцарился фантастический разброд и шатания. На одном краю "старшие товарищи" с унылым терпением пытаются механически применять застывшие догмы другого исторического периода, на другом краю молодые бунтари с презрительным пафосом отбрасывают весь советский опыт. Цельной коммунистической концепции, объясняющей всё произошедшее в XX веке, пока не выстроено. Лишь сейчас в хаосе и мельтешении самых причудливых идей постепенно вырисовываются контуры тех основных направлений, по которым пойдёт размежевание движения.
Организационный аспект. Здесь всё совсем по-другому. При царизме социал-демократы были загнаны в подполье, где кустарными методами и напряжённой теоретической работой искали подходящие организационные формы для растущей классовой борьбы. Постсоветским коммунистам, наоборот, достались готовые организационные формы. Но формы эти сформировались в совершенно других условиях и применительно к коммунистам эпохи контрреволюции зачастую выглядели несуразно и нелепо, как нелеп пятилетний ребёнок, напяливший на себя костюм взрослого человека. Очевидно, эти формы, по сути верные, но обросшие всякой чертовщиной периода "развитого социализма", нельзя применять без тщательной отбраковки, но и отбрасывать полностью нет никакого резона.
Есть и другие соображения. Тов. Марков в своей статье сравнивает большевистские кружки, имевшие широкие связи с рабочими, занимавшиеся проведением марксистской учёбы в их среде, с современными кружками, организациями, партиями, которые такой смычкой похвастаться не могут. Вот что он пишет: "Рассмотрим классический пример: петербургский "Союз борьбы за освобождение рабочего класса". При своём создании он объединил 20 кружков... Союз был связан с рабочими 70 промышленных предприятий... У кого повернётся язык презрительно отозваться о такой кружковщине? Может ли хоть одна коммунистическая организация похвастаться сегодня такими успехами?" Тем самым он вольно или невольно солидаризируется с оценками Тарасова - ведь получается, у нас и вправду ещё докружковый этап не завершён, коли структуры такие слабые и оторванные от пролетариата по сравнению с большевистскими. Однако и в этом случае следует сравнивать не только результат, но и предпосылки, условия. Разумеется, важнейшей предпосылкой связи кружков с рабочими является состояние рабочего движения, тенденции в его развитии; об этом было сказано выше. Сейчас, вероятно, столь развитые рабочие кружки невозможны, притом не из-за негодности нынешних партий, а в силу объективных причин. Но это не всё. Рассмотрим, так сказать, информационный аспект. В царское время марксистская теория, официально запрещённая, действительно была уделом интеллигентских кружков и ведомых ими рабочих. Другие не имели к ней доступа. Оно и понятно - материальным носителем теории была нелегальная литература (брошюры, книги, газеты, листки), которую нередко печатали за границей, а ввозили и распространяли со всяческими ухищрениями. Цензура свирепо расправлялась с подобной литературой. Что же теперь? Теперь каждый тинейджер (если ему, конечно, приспичит) может зайти в библиотеку, в книжный магазин, в интернет, заполучить там произведения классиков марксизма, прочитать их, вкривь и вкось истолковать и стать-таки коммунистом (или, по крайней мере, левым). Марксистская литература хоть почти не переиздаётся, тем не менее, вполне доступна. Конечно, современный политический режим в России вполне может скатиться к царскому уровню реакционности: уже сейчас независимые рабочие профсоюзы старательно подавляются, репрессии против социальных и политических активистов становятся нормой, растёт и наглеет цензура. В подобных условиях кружки по типу большевистских, пожалуй, станут реальностью. Но пока что они не стали реальностью, и как видно, вовсе не потому, что у нас-де "докружковый период".
Говоря короче, развитие левого движения современной России вовсе не повторяет классическую схему. Мы не находимся сейчас ни на "партийной", ни на "кружковой", ни на "докружковой" стадии. Этапы развития левого движения современной России иные, в силу совсем иных условий. Каковы эти этапы? Чтобы прояснить этот вопрос, необходимы дополнительные исследования. Пока же можно ограничиться лишь грубым анализом истории движения.
До 1991. В недрах разлагающейся КПСС зрели как коммунистические, так и антикоммунистические силы. На левом фланге формируется "Движение коммунистической инициативы", "Марксистская платформа", "Большевистская платформа". Существует надежда сохранить страну и партию, развернуть их в сторону социализма. Основной тезис коммунистов в КПСС: нельзя лечить социализм капитализмом, и если коммунистическая партия поведёт страну под красным знаменем к капитализму, то это неизбежно приведёт к гибели и партии, и страны.
1991-1993. Общество претерпевает процесс стремительного разложения; его классовая структура не фиксируется. "Шоковая терапия" наносит сокрушительный удар по экономическому базису. Отражением общественного хаоса является идейный хаос. Основная идея большинства коммунистов - вернуть СССР (т.е. советский реваншизм). Организационные формы воспроизводят уже имеющиеся. Социальная база коммунистов неопределённая и разношёрстная, примерно такая же, как и у националистов. Правые и левые часто выступают вместе. Крупнейшая партия в стране - РКРП. Идеологические вопросы слабо разработаны и отходят на второй план, т.к. господствует мнение, что для свержения "антинародного режима" достаточно крепкого натиска. Кульминация и финал этого периода - октябрь 1993 г.
1993-1996. Становление "нового" общества. Классовая структура по-прежнему нечёткая, хотя начинают вырисовываться контуры основных социальных групп. Экономика и политика имеют ярко выраженный компрадорский характер, что позволяет оппозиции сохранять "право-левую" смычку через национал-патриотизм. Наряду с этим начинается постепенное идейное расслоение на левом фланге. Опасаясь нового социального взрыва, буржуазия действует по принципу: "Если нельзя развалить, то надо возглавить". Сформированная при помощи властей КПРФ борется с властями по её же правилам. РКРП держит курс на организацию трудящихся. Отмежевавшийся от неё Анпилов делает ставку на митинговщину - тактику прошлого периода. Парламентские иллюзии сильны, многие грезят повторением Октября-93 в 1996-м. Логическое завершение - президентские выборы 1996 г., на которых Зюганов отдаёт победу Ельцину.
1996-2000. Социальное расслоение растёт, продолжается формирование классового общества. Крупнейшая фракция в парламенте - КПРФ - устраивает "свободные голосования", что помогает Ельцину протаскивать антинародные законы. На фоне продолжающегося ухудшения экономической и социальной обстановки протестное движение неуклонно растёт и приобретает всё более радикальный характер. Формируются структуры народного сопротивления. В этот период формируется и первая радикальная молодёжная коммунистическая организация - Революционный комсомол. КПРФ стоит в стороне от организации трудящихся, сохраняет национал-патриотическую риторику, РКРП принимает деятельное участие в движении. Кульминация - "рельсовая война" в 1998 г., из-за которой режим Ельцина явственно зашатался. Буржуазии удалось сбить протестную волну благодаря репрессиям (убийство генерала Рохлина) и прямой помощи со стороны КПРФ (формирование "правительства народного доверия"). В последующие два года протесты продолжались, классовая борьба трудящихся была отмечена поистине историческими событиями (напр., события в Ясногорске, захват рабочими Выборгского ЦБК), однако в целом движение пошло на спад. Соответствующие процессы стагнации затронули и левое движение.
После 2000. Буржуазия меняет ключевые властные фигуры, что означает переход от этапа первоначального разграбления народного хозяйства к закреплению достигнутых результатов и выстраиванию единой системы классового подавления. В рабочем движении всё явственней проявляется тенденция смены поколений. Старый рабочий класс, воспитанный в советское время, привыкший к кумовству с начальством и считающий государство "своим", постепенно начинает сходить с арены. Ему на смену приходит новый рабочий класс, выросший на закате "перестройки" или уже после крушения Союза. Появляются предприятия "новой экономики", где иностранный капитал организует производство на современной технической и научной базе. Появляется молодой квалифицированный пролетариат. Изменения в левом движении явно отстают от процессов в пролетарской среде. Политическая обстановка в стране разительно меняется. КПРФ терпит одно за другим поражения на выборах. Социальная база этой партии остаётся размытой, как и идеология, а тактика окончательно сводится к парламентаризму. Всё коммунистическое движение в целом теряет в численности и влиянии. РКРП в 2001 г. объединяется с РПК, это объединение так и остаётся единственным. Объединённая РКРП-РПК старается укрепить и отстоять ортодоксальную коммунистическую линию в левом движении. Многие мелкие организации и группы, не сумевшие или не захотевшие перестроиться, постепенно вымирают и сходят с политической арены. В то же время нарождаются молодёжные организации, которые пытаются опираться на современные им слои общества. Таким образом, смена поколений происходит и в левом движении. Этот сложнейший процесс сейчас далёк от завершения. Наиболее успешно, при всех сложностях и издержках, этот процесс протекает в РКРП-РПК. Два принципиально разных сценария на будущее: либо смена поколений произойдёт в целом безболезненно, и на выходе получится обновлённая коммунистическая партия с активной молодёжью на всех уровнях работы; либо этот процесс будет иметь разрушительные последствия, и тогда придётся начинать с нуля. Удастся ли смене поколений завершиться в рамках имеющихся организационных форм, или они будут разрушены, - вопрос, на который ответит практика.
Как видно, копирование стадий развития революционного движения начала XX века на современность нельзя признать правомерным. Кивки на "кружковый период" не являются убедительными. Но означает ли это автоматически, что имеющиеся сегодня организационные формы полностью соответствуют текущему уровню развития движения? Означает ли это, что между формой и содержанием коммунистического движения нет сейчас противоречий?
Нет, не означает. Даже грубый анализ, приведённый выше, показывает, что организационные формы (в основном, унаследованные от более "продвинутой" эпохи) являются более развитыми, чем само коммунистическое и рабочее движение. Уровень идейно-теоретического развития, уровень реальной организованности движения отстаёт от этих форм, не может в полной мере воспользоваться ими, заполнить их. Налицо противоречие.
Решить это противоречие можно двумя противоположными путями.
Первый путь - разрушить форму до уровня содержания. Отбросить переразвитые для сегодняшнего дня организационные формы как мешающие, заменить их теми формами, которые более соответствуют содержанию, - интернет-сообществами, клубами, кружками, фронтами, тусовками и т.п. По этому пути идут левые интеллектуалы, которые дают отрицательный ответ на вопрос "Нужна ли сейчас организация?" В качестве примера можно привести журнал "Скепсис" и группирующуюся вокруг него интеллигенцию - организационную форму, вполне соответствующую как уровню, так и задачам этой группы левых. В том же направлении шагают многие молодые товарищи, от леворадикалов до юных оппортунистов. Их "организации" на поверку оказываются обычными тусовками; наличие прописанной в уставе структуры, должностей и титулов сути дела не меняет. Можно также вспомнить многочисленные сообщества, почтовые рассылки, форумы, "дискурсы", "творческие площадки", стихийно возникающие и столь же стихийно умирающие. Это наиболее отсталые, неразвитые в организационном плане формы движения, перед которыми часто преклоняются многие левые интеллектуалы.
Второй путь - развить содержание до уровня формы. Пропагандировать и разъяснять необходимость тех организационных форм, до которых пока не доросло, но неизбежно дорастёт движение. Использовать эти формы как инструмент для форсированного развития сознательности, грамотности, организованности движения, для скорейшей ликвидации разрыва между формой и содержанием. При этом следует без колебаний упразднить всё то, что находится в стороне от развития движения и не поможет ему ни в настоящем, ни в будущем. В унаследованных организационных формах немало таких элементов, которые не пригодятся или вовсе навредят. В самом деле, можем ли мы унаследовать, например, принципы комплектования аппарата комитетов КПСС, раздутого, неповоротливого, обюрокраченного? Нужны ли нам те торжественные заседания, славословия, взаимные награждения медалями и т.п. - вся та мишура, которая заслоняла в КПСС реальную работу? Очевидно, ни сейчас, ни потом всё это не пригодится. Указанные примеры - второстепенное, наносное в организационных формах. Ценным в них является совсем не это.
Эти два пути необходимо противоположны друг другу. Первый - объективно путь назад, поскольку он решает противоречие между формой и содержанием через деградацию формы. Из самых общих положений марксизма известно, что форма не только определяется содержанием, но и, в свою очередь, сама оказывает на него влияние. Как повлияет на коммунистическое движение деградация его формы? Очевидно, она замедлит развитие движения, облегчит существование в нём наиболее отсталых элементов, поскольку перестанет стеснять их. Затруднит работу наиболее передовых элементов, поскольку лишит их своей опоры.
Второй путь - это объективно путь вперёд, поскольку он решает указанное противоречие через развитие содержания. Передовые организационные формы, вызывающие панику у отсталых слоёв движения, становятся инструментом в руках сознательных активистов, не заражённых индивидуализмом, не преклоняющихся перед стихией. И этот инструмент должен служить развитию и усилению коммунистического движения.
Но кто сказал, что "переразвитые" организационные формы, унаследованные нами от советской эпохи, являются перспективой нынешнего коммунистического движения? Кто сказал, что именно к ним нужно стремиться? Может быть, сам принцип партийной организации - это тупиковая ветвь эволюции? В самом деле, если нас не устраивает раздутый аппарат КПСС, если мы отбрасываем ритуальщину и показуху, если мы называем всё это ненужным и вредным - с какой стати всё остальное должно быть нужным и полезным? Что в теперешних организационных формах является будущим нашего движения, а что следует поскорее выбросить на свалку? По какому критерию отделять зёрна от плевел?
Чтобы ответить на эти далеко не праздные вопросы, необходимо вспомнить, почему партия "нового типа" стала считаться высшей формой организации пролетариата. Какие принципы лежат в основе большевистского организационного строительства? Если выяснится, что эти принципы имеют преходящий характер, обусловлены лишь текущим моментом, тогда и границы применимости партийной организации сравнительно узки, определены лишь каким-то определённым периодом или эпохой. Если же эти принципы окажутся более или менее универсальными в рамках капитализма, инвариантными к различным мутациям этого строя, значит, партия как форма организации класса не изжила себя и сохраняет актуальность.
Чтобы понять внутреннюю логику партийной организации, вспомним для начала элементарные вещи. Может ли отдельно взятый "средний" человек в современном обществе в одиночку отстоять свои интересы? Хотя бы экономические, не говоря уже о политических. На этот вопрос обычно положительно отвечают буржуазные либералы, сторонники "гражданского общества". По их мнению, в настоящем гражданском обществе отдельному гражданину, чтобы добиться восстановления своих попранных прав, достаточно обратиться в суд или привлечь внимание СМИ, общественности. Это мнение о европейской демократии разделяют и многие российские граждане. Те же страны, в которых судебная и общественная защита оказываются неэффективными, объявляются "недемократичными", а то и "тоталитарными". Что же на самом деле?
Во-первых, механизмы "гражданского общества", как правило, касаются сравнительно небольшой прослойки общества. Они работают для мелких буржуа, т.н. "среднего класса". В верхушке общества царит хорошо задрапированный произвол, где всё решают деньги. Примеров тому немало - дело "Enron", скандал вокруг торговли местами в Сенате США, скандал со взятками итальянских бизнесменов, желавших получить выгодные контракты на G8, скандал вокруг ухода от налогов французской фирмы "L'Oreal"... тысячи их! Те скандалы, которые иногда становятся достоянием общественности, являются лишь верхушкой айсберга. А в низах, среди простых трудящихся, идёт непрестанная борьба за свои права, и в ней капиталисты не считаются ни с какими нормами и правилами. Единственным способом заставить работодателя вести "цивилизованный" диалог является сила.
Во-вторых, чтобы правильно понять гражданское общество, нужно помнить о его происхождении. Все эти "цивилизованные" механизмы не с неба свалились, не добренькими капиталистами дарованы. Они появились лишь в результате длительной, упорной, кровавой борьбы в течение не одного века. И эта борьба продолжается. После 1917 г. капитал был вынужден пойти на большие уступки, чтобы избежать участи своих российских коллег. Однако сейчас капитализм вновь обрёл уверенность в своей несокрушимости и ведёт наступление на права трудящихся по всем фронтам. Буржуазно-демократические свободы в течение нескольких десятилетий повсеместно сворачиваются. Даже в США, которые любят представлять самой демократической страной, давно царят жестокие, недемократичные законы. А разгул политкорректности в этой стране на деле оборачивается тотальной несвободой и постоянным страхом судебного преследования. Европа тоже не отстаёт. Антикоммунизм становится основной идеологией европейских обществ, и ради этой идеологии простым людям настоятельно советуют забыть об элементарной человеческой свободе. Запрет коммунистической символики в Польше в ноябре 2009 г., запрет отрицания "преступлений коммунизма" в Венгрии в июне 2010 г., снос памятника советским воинам в Грузии в декабре 2009 г., попытки заново запретить комсомол Чехии (KSM), прецедент легализации нацистской символики в Литве в мае 2010 г., снос мемориала Тельмана в Германии в мае 2010 г., судебное преследование в Латвии за отрицание "геноцида" 40-х гг. осенью 2010 г. и многое другое - всё это недвусмысленные свидетельства фашизации Европы. Оно и неудивительно - ведь Советского Союза теперь нет, народная борьба в Европе лишилась серьёзной опоры, империалистам уже незачем изображать из себя гуманистов и филантропов.
Таким образом, т.н. "гражданское общество" и его механизмы не есть нечто раз и навсегда установленное и универсальное, а есть лишь частный, преходящий результат неустойчивого равновесия в классовой борьбе. Надеяться на него не стоит, особенно теперь, после краха СССР, когда буржуазия всего мира воспрянула духом и отбросила за ненадобностью слащавую маску "капитализма с человеческим лицом".
Итак, отдельно взятый индивид бессилен перед произволом работодателя, наглостью чиновников14. Следовательно, нужно объединять усилия с теми, у кого сходные проблемы. Более эффективную борьбу поведёт не одиночка, а группа людей, объединённая общим интересом.
Но какая группа? Может быть, толпа? Нет, практика показывает, что сравнительно небольшим группам полицейских удаётся разогнать толпу демонстрантов; что хитрый работодатель, численно находясь в ничтожном меньшинстве, может обвести вокруг пальца толпу взбунтовавшихся рабочих; что громадные массы избирателей легко подвергаются манипуляциям перед буржуазными выборами, и т.п. Выходит, что простое увеличение количества ещё не приводит к сложению усилий. Кроме количества нужно и качество. Толпа - лишь арифметическая сумма людей, усилия которых далеко не всегда складываются. Толпой правит слепая стихия. Чтобы получить качественно иное положение дел, нужна организованность. Силы многократно возрастают, если борьбу ведёт не просто группа людей, а коллектив, организованная группа. Люди, сплочённые единством целей и единством воли.
На этой стадии мы получим возражения со стороны анархистов, "ново-левых" и прочих любителей спонтанного протеста. Они придерживаются концепции, согласно которой борьба должна вестись принципиально неорганизованно, хаотично. Наиболее яркий пример такой принципиально хаотичной борьбы за последнее время - события в Греции в декабре 2008 г. Анархисты и леваки превозносят этот опыт "народной самоорганизации" и "стихийного бунта". Печальный итог анархистских выступлений был уже достаточно полно проанализирован15. Есть и другой, не менее известный пример стихийного бунта - события в Аргентине в 2001 г. Как известно, восставший народ сумел тогда парализовать противодействие властей и даже сбросить правительство. Однако, будучи лишённым организующего начала, не имея собственной авангардной партии, народ не смог управиться с неожиданно свалившейся на него властью и, в конце концов, отдал её обратно, буржуазии.
Итак, не толпа, а организация. Здесь и начинается самое интересное. Организация - это уже нечто большее, нежели просто механическая совокупность людей. Основные признаки организации - способность разделять труд (распределять обязанности) и складывать труд (объединять усилия). Что это даёт? Сперва, наверное, стоит вкратце рассмотреть самую простую вещь - сложение усилий.
Эффективность сложения усилий люди осознали в глубокой древности. Ещё в первобытнообщинном обществе коллективная охота приносила плоды, которые невозможно было получить в одиночку. Нет нужды специально доказывать, что в каком-нибудь примитивном, но трудоёмком деле единовременное сложение усилий многих людей может быть гораздо эффективней, чем разрозненные усилия тех же людей. Уже здесь количество переходит в качество: десять человек откатят в сторону каменную глыбу, которую один человек не сможет даже подвинуть. Потерпят фиаско и те же десять человек, но действующие вразнобой, поочерёдно.
Отдельно стоит сказать про то, каков принцип сложения усилий у анархистов. Принцип этот прост и заключается в том, что в некоем деле принимает участие лишь тот, кто согласен с целями этого дела и хочет им заниматься. Во главу угла здесь ставятся не интересы общего дела, а личная, индивидуальная свобода (по-буржуазному толкуемая). Очевидно, что общность, в которой часть членов вовсе не принимает участия в общем деле, а остальные делают это по своему разумению (кто в лес, кто по дрова), - такая общность будет действовать значительно менее успешно, нежели организация, в которой каждый сознательно подчиняется общей дисциплине и организованно направляет свои усилия на общее дело. Ведь даже такое простое дело как перемещение каменной глыбы предполагает единовременное приложение усилий в одном направлении, а не так, кому как хочется.
Теперь коснёмся разделения труда. Тема эта значительно сложней, классики марксизма посвятили ей немало строк. Вопросы, связанные с характером разделения труда и с его недостатками, мы рассмотрим отдельно ввиду их важности. Пока же остановимся на очевидных преимуществах разделения труда, благодаря которым оно здравствует и поныне. История разделения труда также берёт своё начало в древности. Например, коллективная охота в бесклассовом обществе требовала наличия разных ролей и распределения их среди участников. Кто-то травил крупного зверя, загонял его, кто-то вступал с ним в поединок. Сдвигание глыбы не простой мышечной массой, а, скажем, с помощью обвязанного вокруг неё каната уже требует, чтобы одни тянули, другие толкали, т.е. согласованно друг с другом осуществляли бы разные формы труда. Если брать более позднюю эпоху, то стоит заметить, что промышленная революция на заре капитализма была неразрывно связана с появлением мануфактур. Царившее там разделение труда позволило резко повысить выработку и уменьшить себестоимость продукции. В наше время, как показывает практика на разных примерах, разделение труда остаётся важным фактором производственной и социальной деятельности, а его отсутствие приводит к хаосу и неэффективной трате ресурсов. Возможно, некоторые левые активисты вспомнят нередко возникающую ситуацию, когда приходится оперативно решать какие-то задачи в авральном порядке. Когда существует устоявшаяся схема взаимодействия между активистами, когда "каждый солдат знает свой манёвр", решать проблемы становится не в пример проще. Но если чёткого разделения труда нет, если все занимаются всем, все отвечают за всё (т.е. никто ни за что не отвечает), тогда организованная работа наталкивается на множество трудностей. Это хаотичное мельтешение людей, ресурсов, проблем, из которого судорожно вылавливаются отдельные активисты для выполнения наспех продуманных поручений. Каждая задача выполняется в таком бардаке, как будто это происходит в первый раз, даже если до этого подобные задачи выполнялись не единожды. При отсутствии должного уровня разделения труда работа организации напоминает непрерывный "день сурка".
Сложение и разделение труда - важнейшие особенности всякой организации, ставящие её на принципиально более высокий уровень по сравнению со всякого рода "саморегулирующимися" сетями, сообществами и прочими тусовками. И наиболее полно эти преимущества организации позволяет реализовать партия "нового типа", большевистская партия. Нетрудно заметить, что принципы её построения (см. 1-й параграф данной статьи) наилучшим образом способствуют реализации обоих важнейших свойств организации. Именно партия "нового типа" благодаря сознательной дисциплине её членов способна быстро концентрировать значительные ресурсы на решении возникшей проблемы, оперативно реагировать на меняющиеся условия, гибко смещать акценты в работе и в то же время сохранять устойчивый характер деятельности на различных направлениях практически при любой обстановке. Все эти преимущества значительно страдают или даже становятся недостижимы, если на место большевистской партии становится нечто иное - фронт, сеть, тусовка или иная структура с большим упором на индивидуальную свободу. Разумеется, каждая из этих организационных форм имеет и некоторые преимущества, которые при определённых условиях могут стать весьма значимыми. Например, фронт или движение позволяет сплотить достаточно широкий спектр сил для достижения общих тактических целей. Но условия меняются, тактические цели меняются, и фронт (в отсутствие направляющей его деятельность партии) начинает буксовать и может даже рассыпаться. Лишь партия сохраняет свой универсальный характер и жизнеспособность. В условиях реакции партия способна грамотно отступать, отсечь от себя всех паникёров и случайных попутчиков, держать глухую оборону, за которой сохраняется ортодоксальный характер марксизма. В условиях подъёма рабочего движения партия способна сплотить вокруг себя широкие народные массы, организовать их на борьбу (напрямую и через буферные структуры), распространить среди них социалистические идеи.
Разумеется, всё это верно лишь в том случае, если партия вооружена передовым мировоззрением и способна адекватно прилагать его к окружающей действительности. Это необходимое (но не достаточное) условие успеха любой социальной структуры. Также следует отметить, что искажение базовых принципов партии "нового типа" (напр., фактический отказ от демократического централизма) ведёт к утрате партией значительной части своих преимуществ.
Сохраняя неизменными свои базовые принципы, партия "нового типа" может (и должна) видоизменять свою работу с учётом особенностей современной эпохи и достижений научно-технического прогресса.16
Классики говорили, что нельзя жить в обществе и при этом быть свободным от общества. Это утверждение бесспорно; каждый отдельный человек и каждый человеческий коллектив, каким бы большим он ни был, живёт и развивается в обществе. Влияя на окружающий мир, приспосабливая его под свои нужды, человек, в свою очередь, сам испытывает влияние окружающего мира, прежде всего - общества себе подобных. Общество оказывает сильнейшее влияние на формирование личности, становление характера, выработку мировоззрения. Способы влияния общества на человека разнообразны, и от них почти невозможно скрыться.
Как известно, господствующим мировоззрением в любом обществе является мировоззрение правящего класса (или одно из тех мировоззрений, которые уготованы правящим классом для остальных социальных слоёв). Мировоззрение - это не просто набор идеологических установок и штампов. Оно пронизывает все сферы деятельности человека. Это образ жизни, система ценностей, устоявшиеся привычки, следование той или иной моде, подражание тем или иным людям, манера одеваться, способ отдыха, распространённые предрассудки, даже типовые словесные обороты. Человек впитывает всё это с раннего детства. Процесс формирования личности с самого начала происходит под влиянием господствующего мировоззрения, которое, так или иначе, вплетает свои нити в характер и привычки. Сама личность при этом изначально не подозревает об этом, ведь в современном обществе способность к критическому мышлению, как правило, развивается позже (если вообще развивается). Короче, каждое новое поколение в данном обществе в той или иной степени воспроизводит в себе черты господствующего мировоззрения17.
Многие люди всю свою жизнь проводят в рамках, очерченных идеологией правящего класса. Их разум некритично воспринимает окружающую действительность, их сознание прочно зафиксировано в "матрице" буржуазных штампов. Таких людей часто называют конформистами или обывателями. Другие (их меньшинство) осознают противоречия между навязываемым мировоззрением и действительностью, поднимаются в своём сознании до критического рассмотрения идеологии правящего класса. Они освобождают своё мышление от множества штампов, стереотипов, предрассудков, которые обычно некритически усваиваются большинством населения. Правда, иногда при этом они столь же некритично воспринимают услужливо подготовленные буржуазией "нон-конформистские" и "антисистемные" штампы. Наконец, некоторые из людей, освобождаясь от некритичного мышления, развивают своё сознание до научной картины мира, до научного коммунизма.
Тем не менее, даже коммунисты, которые ведут борьбу в авангарде народного и рабочего движения, не свободны полностью от буржуазного мировоззрения. Оно вливается в разум человека ежечасно, через поведение окружающих людей, через сообщения прессы, через рекламу, через религию, через общение с коллегами на работе, через детские игры, через бытовые разговоры в курилке, через многое другое. Буржуазное мировоззрение, всеподавляющее и всепроникающее, не может не влиять на каждого человека. Абсолютно свободным от него не может считать себя никто. Тяжёлым грузом давят на плечи бытовые проблемы, каторжная работа, элементарная усталость, необходимость быть включённым в систему буржуазных отношений. Даже опытные коммунисты иногда не выдерживают этого груза и сходят с дистанции.
Разумеется, тот человек, кто осознаёт буржуазное влияние во всех сферах жизни, кто сознательно борется с ним (опять же, во всех сферах жизни, а не только в политике), - такой человек, скорее всего, менее остальных подвержен влиянию буржуазной идеологии. Но, к сожалению, в современном российском обществе таких людей очень мало, даже среди коммунистов. Мало кто вообще задаётся подобными вопросами. Наоборот, среди иных коммунистов распространено мнение, что если человек пришёл в коммунистическую организацию или хотя бы просто "уверовал" в коммунизм, то тем самым он автоматически становится на некую особую ступень социального развития, освобождается от множества пороков и предрассудков. Как же! ведь "тоже коммунист". Будто наличие партийного билета или красного значка на пиджаке волшебным образом избавляет от влияния буржуазного образа жизни, буржуазного мышления, буржуазных штампов и привычек.
Конечно же, это не так. Даже те люди, которые сознательно встают по нашу сторону баррикад в борьбе с буржуазией, в большинстве случаев вольно или невольно остаются связанными с нею тысячами нитей. Эта связь, в свою очередь, влияет на работу таких товарищей в коммунистической организации. Ведь нельзя быть коммунистом только на партсобраниях, сохраняя буржуазные замашки в быту и на работе. Рано или поздно одна из противоборствующих тенденций должна взять верх. Если побеждает коммунистическая сознательность, человек пристальней всматривается в свой образ жизни и искореняет всё то, что является чуждым пролетарскому мировоззрению. Если побеждает буржуазная трясина, человек вольно или невольно начинает искать оправдания своему образу жизни, защищает свои предрассудки перед товарищами, пытается идейно обосновать буржуазные взгляды на те или иные аспекты коммунистической работы. В том числе появляется и такое явление как мелкобуржуазная критика большевистской организации.
Разрубить связующие нити с буржуазным мировоззрением, последовательно покончить с буржуазным, товарным, индивидуалистическим подходом во всех сферах своей жизни - задача очень непростая. Но её должен решить каждый коммунист.
Степень влияния буржуазной идеологии на человека зависит от множества объективных и субъективных факторов. Среди субъективных факторов можно назвать воспитание человека, наличие у него критически развитого ума, силы воли и других важных для развития личности качеств. Среди объективных факторов одним из ключевых является, как это ни банально, социальное положение (точнее - классовая принадлежность). Социальное положение человека оказывает определяющее влияние на доход и общий уровень жизни, на наличие свободного времени и его распределение. Эти факторы, в свою очередь, имеют решающее значение для жизненных приоритетов18. Например, человек, живущий за гранью прожиточного минимума (а таких в России - каждый седьмой19), самими условиями своего существования поставлен перед необходимостью тратить значительные усилия на поиск средств для выживания. Нужда пригибает его к земле, к сиюминутным заботам, не даёт сознанию видеть дальше сегодняшнего дня, не позволяет вырваться за пределы замкнутого круга - ежедневной гонки за куском хлеба. Если такой человек не связан с другими людьми коллективным трудом, то ему будет чрезвычайно трудно подняться над сиюминутными потребностями и осознать свои коренные интересы. Если он занимается неквалифицированным трудом и, следовательно, может быть легко выкинут на улицу и заменён другим работником, то в сознании такого человека обычно господствует страх, принимающий нередко форму раболепия перед начальством. Такие люди обычно беззащитны и перед капиталистами, и перед их идеологией. Совсем другое дело - квалифицированный рабочий крупного промышленного предприятия, чьи владельцы заинтересованы в развитии производства. Квалифицированный характер труда не только требует от него определённых знаний и широты кругозора, но и даёт некоторую гарантию от произвола; ведь капиталисту труднее уволить работника, если подготовка замены для него требует затрат времени и денег. Вдобавок, участие в технически сложном производстве, понимание своей роли во всей производственной цепочке раскрывает рабочему глаза и на свою общественную роль - ключевую роль производителя всех благ, воспитывает в нём чувство собственного достоинства, учит говорить с капиталистом с позиций силы, а не мольбы. Рабочий понимает, что именно от его работы зависит прибыль капиталиста. Развитие производства, в свою очередь, даёт гарантию того, что капиталист не бросит предприятие, что он заинтересован в получении прибыли с него. Это делает его более уязвимым для забастовок. Сравните количество забастовок в экономически развитых и депрессивных регионах, сравните их характер (забастовка за новый коллективный договор или голодовка ради вымаливания собственной зарплаты), сравните при этом квалификацию выступающих рабочих - и вы ясно увидите, как бытие, неразрывно связанное с социальным положением, определяет их сознание.
Для ещё большей наглядности можно рассмотреть и представителей буржуазной флоры и фауны. Вот, к примеру, чиновник средней руки, уютно устроившийся в одном из многочисленных звеньев раздутого государственного аппарата России. Ему не надо бороться за кусок хлеба, его будущее априори обеспечено. Его работа не является производительной, чаще всего она не имеет общественно необходимого характера, то есть, она бессмысленна. Для многих чиновников рабочий кабинет становится "присутственным местом", которое надо исправно посещать, дабы выполнять некие шаблонные операции и получать с этого стабильный доход. Доход этот обыкновенно больше, чем у "простых смертных", социальный статус - выше, а полномочия в некоторых случаях позволяют, хоть и в мелких и ограниченных масштабах, "вершить судьбы" людей. Какое же сознание сформируется у такого субъекта? Статус и должность, хоть какая-то власть над людьми, "приподнятость" в условиях жёсткой конкуренции за прибыльные места - всё это обычно развращает, приводит к самодовольству, надменности, деспотизму, преувеличенному мнению о собственной персоне. Инстинктивно ощущая паразитический характер своей работы, чиновник бессознательно ищет этому оправдания, приписывает своей деятельности некие архи-полезные черты, развивает в своём сознании целую мифологию на тему "без нас государству никуда" и, в конце концов, проникается искренней верой в свою особую миссию и предназначение. При этом механический, однобокий и узкопрофильный характер деятельности также накладывает свой отпечаток на сознание, а именно, приводит к однобокому мышлению, к абсолютизации бюрократического и механического подхода, развивает дремучее невежество. Добавим к этой картине ещё несколько столь же закономерных штрихов - и мы получим неплохой портрет российского чиновника, вполне адекватный и достаточно омерзительный.
Однако вряд ли имеет смысл углубляться в анализ чиновничьей души. Эта братия, полностью поддерживающая буржуазное мировоззрение и являющаяся социальной базой нынешнего режима, не состоит в революционных организациях и, вероятно, имеет самое комическое представление о них. Чиновничий социальный слой был упомянут ради примера, к сути рассматриваемой проблемы он отношения не имеет. Гораздо важнее рассмотреть другую социальную группу, представители которой нередко состоят в каких-либо левых группах или ведут индивидуальную работу. Не будучи составной частью пролетариата, они играют важную роль в развитии рабочего и коммунистического движения.
Речь идёт об интеллигенции.
Левый теоретик С. Марков, уже упоминавшийся нами при разборе кружковщины, написал несколько лет назад статью, которую назвал "Разделяй и властвуй (очерк о "классовой ненависти" рабочего к интеллигенту)"20. В этой статье он выражает озабоченность теми предубеждениями, которые царят среди левых активистов в отношении интеллигенции: "Нередко среди левых можно услышать пренебрежительные реплики, отпускаемые в сторону людей, занимающихся умственным трудом. Доходит, порой, до того, что практически открытым текстом выдаются штампы, изобретённые либеральной пропагандой". Далее тов. Марков разбирает известные слова Ленина по поводу интеллигенции как "мозга нации" и, дав полную цитату, показывает, к кому на самом деле относил Ленин свою нелицеприятную оценку. Отстаивая в своей статье приоритетность работы с интеллигенцией, тов. Марков считает причиной нелюбви к интеллигенции ту роль, которую сыграл этот социальный слой в "перестроечные" годы и в начале 90-х: "В действительности, "интеллигентоненавистничество" среди левых во многом обусловлено той ролью, которую сыграла либеральная интеллигенция в событиях 1980-х - 1990-х годов". Правда, сам же тов. Марков указывает и на неблаговидную роль рабочих: "Кстати говоря, а разве не было многомиллионных шахтёрских забастовок конца 80-х - начала 90-х в поддержку Ельцина? Или это либеральные интеллигенты стучали касками по мостовым?" Подмечено верно, слов нет. Но если следовать логике тов. Маркова, то при таких раскладах левая среда должна быть также наполнена и "рабочененавистничеством". Ведь рабочие, хоть и были ведомой силой, немало приложились к распаду СССР, и об этом многие помнят. Тем не менее, неприязнь к рабочим всё же является в левой среде исключением (и часто проистекает от мелкобуржуазного снобизма), а вот настороженное отношение к интеллигентам воспроизводится с завидным постоянством. Разве дело тут только в событиях минувших десятилетий? Позволим себе усомниться в этом выводе. В левое движение уже пришло поколение, которое не знает из собственного опыта ни о "перестройке", ни о событиях "Чёрного Октября". Но в чём же тогда дело? Почему часто возникает и воспроизводится напряжённость в отношениях с интеллигентами? Тов. Марков в своей статье не даёт на это ответа. Он целиком сосредотачивается на защите интеллигенции и отстаивает приоритетность работы с ней. Лишь единожды он упоминает одно из обвинений в адрес этого социального слоя. Вот что он пишет: "Частенько интеллигенцию у нас принято обвинять в "анархизме". Дескать, расхлябанная она, неорганизованная. Правда вот если бы в левом движении наравне с "анархистской" интеллигенцией маршировали бы "стройные батальоны пролетариата", если бы хотя бы те немногие рабочие, которые состоят в левых молодёжных организациях, показывали бы чудеса организованности и сознательности, если бы они, подобно рабочим выборгской стороны начала века по ночам штудировали "Капитал", тогда вопросов бы не было - действительно, зачем нам "анархистский" элемент, плетущийся в хвосте организационного строительства? Сейчас же ситуация выглядит совершенно иначе. "Борцы с интеллигенцией" как раз зачастую и представляют этот самый "анархистский" элемент". Нельзя не заметить, что за обилием слов в приведённой цитате кроется ответ в стиле "сам дурак". Дескать, вы на себя посмотрите, товарищи критики. Вот и всё, что может сказать тов. Марков по поводу анархизма интеллигенции. Можно ли считать такой ответ достаточным? Можно ли считать, что он вносит ясность в вопрос об интеллигенции? Кажется, нет.
Чтобы пролить свет на проблему интеллигенции, не нужно изобретать велосипед. Анализ этой проблемы давно произведён. Предоставим слово Карлу Каутскому. Вот что он писал в те времена, когда ещё был марксистом:
"...В настоящее время нас опять живо интересует вопрос об антагонизме между интеллигенцией и пролетариатом. Мои коллеги [т.е. интеллигенты] будут сплошь да рядом возмущаться тем, что я признаю этот антагонизм. Но ведь он фактически существует, и было бы самой нецелесообразной тактикой (и здесь, как и в других случаях) пытаться отделаться от него отрицанием факта. Антагонизм этот есть социальный антагонизм, проявляющийся на классах, а не на отдельных личностях. Как отдельный капиталист, так и отдельный интеллигент может всецело войти в классовую борьбу пролетариата. В тех случаях, когда это имеет место, интеллигент изменяет и свой характер. И в дальнейшем изложении речь будет идти, главным образом, не об этого типа интеллигентах, которые и поныне являются еще исключением среди своего класса. В дальнейшем изложении, если нет особых оговорок, под интеллигентом разумею я лишь обыкновенного интеллигента, стоящего на почве буржуазного общества и являющегося характерным представителем класса интеллигенции. Этот класс находится в известном антагонизме к пролетариату.
Антагонизм этот - иного рода, чем антагонизм между трудом и капиталом. Интеллигент - не капиталист. Правда, его уровень жизни буржуазный, и он вынужден поддерживать этот уровень, пока не превращается в босяка, но в то же время он вынужден продавать продукт своего труда, а часто и свою рабочую силу, он терпит нередко эксплуатацию со стороны капиталиста и известное социальное принижение. Таким образом, интеллигент не находится ни в каком экономическом антагонизме к пролетариату. Но его жизненное положение, его условия труда - не пролетарские, и отсюда вытекает известный антагонизм в настроении и в мышлении.
Пролетарий - ничто, пока он остается изолированным индивидуумом. Всю свою силу, всю свою способность к прогрессу, все свои надежды и чаяния черпает он из организации, из планомерной совместной деятельности с товарищами. Он чувствует себя великим и сильным, когда он составляет часть великого и сильного организма. Этот организм для него - все, отдельный же индивидуум значит, по сравнению с ним, очень мало. Пролетарий ведет свою борьбу с величайшим самопожертвованием, как частичка анонимной массы, без видов на личную выгоду, на личную славу, исполняя свой долг на всяком посту, куда его поставят, добровольно подчиняясь дисциплине, проникающей все его чувство, все его мышление.
Совсем иначе обстоит дело с интеллигентом. Он борется не тем или иным применением силы, а при помощи аргументов. Его оружие - это его личное знание, его личные способности, его личное убеждение. Он может получить известное значение только благодаря своим личным качествам. Полная свобода проявления своей личности представляется ему поэтому первым условием успешной работы. Лишь с трудом подчиняется он известному целому в качестве служебной части этого целого, подчиняется по необходимости, а не по собственному побуждению. Необходимость дисциплины признает он лишь для массы, а не для избранных душ. Себя же самого он, разумеется, причисляет к избранным душам...
...Философия Ницше, с ее культом сверхчеловека, для которого все дело в том, чтобы обеспечить полное развитие своей собственной личности, которому всякое подчинение его персоны какой-либо великой общественной цели кажется пошлым и презренным, эта философия есть настоящее миросозерцание интеллигента, она делает его совершенно негодным к участию в классовой борьбе пролетариата.
...Идеальным образчиком интеллигента, который всецело проникся пролетарским настроением, который, будучи блестящим писателем, утратил специфически интеллигентские черты психики, который без воркотни шел в ряду и шеренге, работал на всяком посту, на который его назначали, подчинял себя всецело нашему великому делу и презирал то дряблое хныкание по поводу подавления своей личности, какое мы слышим часто от интеллигентов, воспитавшихся на Ибсене и Ницше, когда им случается остаться в меньшинстве, - идеальным образчиком такого интеллигента, какие нужны социалистическому движению, был Либкнехт. Можно назвать здесь также и Маркса, который никогда не протискивался на первое место и образцовым образом подчинялся партийной дисциплине в Интернационале, где он не раз оставался в меньшинстве".
Ленин счёл эти слова Каутского настолько точными, ясными, выразительными, что полностью привёл указанную цитату в своей работе "Шаг вперёд, два шага назад" - настольной книге любого большевистского организатора.
Внимательный читатель, разумеется, заметит, что Каутский говорит об обычных буржуазных интеллигентах, а не о тех, кто полностью встал на пролетарские позиции. Да, это так. Однако из предыдущего изложения ясно, что между двумя полюсами (обычный буржуазный интеллигент и передовой интеллигент-революционер) существует широкий спектр промежуточных стадий развития (или, наоборот, деградации). Во всём левом движении России вряд ли найдётся человек, который по своей сознательности, самоотверженности, дисциплинированности мог бы приблизиться к Либкнехту или Марксу. Скорее, наоборот: основную массу левых активистов составляют сейчас люди, в большей или меньшей степени заражённые буржуазной идеологией. И в первых их рядах - с одной стороны, маргинальные и безыдейные элементы, с другой стороны, интеллигенция. Её индивидуализм, истеричность, склонность подменять дело болтовнёй, органическое неприятие дисциплины - всё это оказывает серьёзное разлагающее влияние на ростки организованности, вырастающие в стихии левого движения.
Разумеется, глупо было бы приписывать столь нелицеприятные черты всей интеллигенции вообще и каждому отдельно взятому интеллигенту в частности. Социальное положение любого человека вовсе не загоняет его в коридор с единственно возможным выбором формы сознания. Сознание не детерминировано бытием. Оно может даже оказывать сильнейшее обратное воздействие на бытие. Но оно испытывает на себе влияние бытия как мощного и нередко решающего фактора. Иными словами, не всякий интеллигент обязательно разложенец и анархист, но в самом положении интеллигенции заключены предпосылки для такого положения дел. Где интеллигенция ближе к общественному производству, где она пролетаризируется и даже сливается с рабочим классом (напр., фабричные инженеры и конструкторы), - там этих предпосылок меньше. Где интеллигенция оторвана от производства, отдалена от трудящихся, занята непыльным, рафинированным интеллектуальным трудом ради прихотей буржуазии - там этих предпосылок значительно больше. В целом же, интеллигенция ходячее противоречие, что обусловлено самой её природой. Будучи источником всего творческого в коммунистическом движении, привнося революционное сознание в рабочий класс, она в то же время тащит за собой и гнилые, насквозь буржуазные идейки, индивидуализм, фразёрство, организационный анархизм. Недаром ещё Ленин подмечал: "Мелкобуржуазная интеллигенция в нашем движении играет большую роль, принося вместе с плюсами и минусы: вместе с разработкой вопросов теории и тактики она приносит "разработку" каждого отклонения от социал-демократического пути в особое "направление""21.
Вот почему в левой и в рабочей среде сохраняется инстинктивное недоверие к интеллигентам. Вот почему у некоторых товарищей появляются перегибы и уход в крайность враждебного отношения ко всей и всякой интеллигенции. Вот почему коммунистическая организация, если она придерживается большевистского кадрового подхода, должна обязательно учитывать особенности интеллигенции при приёме в свои ряды каждого представителя этого социального слоя.
Подчеркнём, что мы далеки от мысли отрицать всё то прогрессивное, что несёт с собою интеллигенция. Без активной работы передовых её представителей в коммунистическом движении не может быть и речи об осуществлении социалистической революции, не говоря уж о победе. Именно поэтому следует тщательно продумывать схему вовлечения интеллигентов в общую деятельность, использовать гибкий подход. Ни в коем случае не уступая анархизму, необходимо создавать такие условия для работы, которые сводили бы негативное влияние "интеллигентщины" к минимуму. Возможно, на текущем этапе одной из оптимальных форм включения интеллигенции в работу является создание кружков при организации, рядом с организацией, чтобы освободить недостаточно сознательных интеллигентов от "оков" дисциплины, а организацию - от излишнего мелкобуржуазного влияния.
Пока же остановимся вкратце на ключевой идее статьи тов. Маркова - необходимости отдать в настоящее время приоритет работе с интеллигенцией. Правилен ли такой подход?
Отстаивая приоритет работы с интеллигенцией, тов. Марков в своей статье пишет: "История русской революции 1917 года показала, что начальным этапом развития социалистического движения является формирование костяка революционной интеллигенции. Именно с такого костяка начинается авангардная партия, которая в период подъёма рабочего движения становится партией массовой. Какое значение это имеет для нашей нынешней практики? Чрезвычайно важное. Пока не решены задачи самого первого этапа, пока в области революционной теории наблюдаются разброд и шатание, пока ещё не воспитан массовый пропагандист и агитатор, пока рядовой активист не в состоянии внятно объяснить, в чём же заключается механизм капиталистической эксплуатации и за какое общество мы боремся, никакого движения вперёд быть не может. Могут быть только левые секты, плетущиеся в хвосте рабочего движения. Они не в состоянии будут внести коммунистическое сознание в массы, а свято место пусто не бывает. Лишённые коммунистического сознания трудящиеся попадут под влияние буржуазии. Основная задача левых сегодня - принять решительное участие в работе с интеллигенцией".
Между прочим, мы уже говорили выше, что ссылки на начало XX века не являются достаточным основанием для копирования выводов той эпохи на современность. Однако рассмотрим проблему по существу. Как правильно замечено, современное движение всё ещё переживает период разброда и шатаний. Массовое воспроизводство кадров не налажено. Коммунистам отчаянно не хватает квалифицированных специалистов. Повсюду, где кипит работа, ощущается страшный кадровый голод. Работа с трудящимися идёт как попало, а иногда и вовсе не до неё: обучить бы свой собственный актив, распропагандировать бы своих товарищей, разобраться бы с постоянно возникающими внутренними проблемами. Кто может помочь в решении всех этих задач? Безусловно, интеллигенты. Люди, обладающие широким кругозором, начитанные, грамотные, легко обучающиеся, подходящие к различным вопросам творчески и со знанием дела. Не подлежит сомнению тот факт, что на данном этапе при прочих равных условиях интеллигент благодаря перечисленным преимуществам сможет принести больше пользы общему делу, чем кто бы то ни было другой.
Правда, как было показано выше, интеллигенты часто тащат за собой мелкобуржуазное сознание, индивидуализм, анархичное поведение. Но мы, в конце концов, уже понимаем, что без интеллигенции не обойтись. Так или иначе, наиболее передовые её представители будут в организации.
Из всего этого, казалось бы, следует, что, учитывая дефицит кадров, приоритет работы с интеллигенцией выбран правильно. Сначала нужно хорошенько нарастить мускулы, обзавестись достаточным количеством квалифицированных кадров, а уже потом с такими кадрами идти к рабочим. Сначала сделать упор на работу с интеллигенцией, стараться вербовать её в свои ряды, а уже после этого переключиться на работу с пролетариатом. Сначала интеллигенция работает с интеллигенцией, затем интеллигенция работает с рабочим классом.
Выглядит неплохо. Однако необходимо учесть, что работа с каждым социальным слоем имеет свою специфику. Очевидно, работа с интеллигенцией, с творческими, широко образованными людьми имеет совсем другой характер, нежели работа с пролетариями. Для работы с интеллигенцией необходимо будет сделать упор, скажем, на издание какой-нибудь газеты или журнала с глубокими теоретическими статьями, на участие в разнообразных круглых столах, дебатах, кружках, на организацию таких публичных мероприятий, которые привлекали бы к себе внимание не массовостью или чёткой политической линией, а креативностью, творческим, нестандартным подходом. Флешмобы, выставки искусства, дискуссионные клубы, творческие вечера известных левых интеллектуалов - вот арсенал тех, кто хочет "зацепить" интеллигенцию. Это сильно отличается от тех акций, которые могут быть направлены на агитацию рабочих. Поэтому, взяв какую-то социальную группу в качестве целевой, необходимо будет перестраивать работу организации под эти цели.
Предположим, эта перестройка произошла успешно, и организация начала набирать в свои ряды молодых, прогрессивных интеллигентов. Разумеется, каждому из них объясняют, что это лишь первый этап, что спустя некоторое время мы примемся работать с пролетариатом. А пока что новичка направляют на работу с другими интеллигентами. Начинается кадровое воспроизводство.
Именно здесь кроется один очень важный нюанс, мимо которого часто проходят даже самые рьяные марксисты. Зафиксируем его: приходящий в такую организацию человек знает о работе с интеллигенцией и о работе с пролетариатом, но знает по-разному. Интеллигенция для него - насущная, практическая задача. Поскольку организация нацелена на агитацию в среде интеллигенции, для всех членов организации такая работа является регулярной и систематической. Ей подчинены каждодневные помыслы, она постоянно ставится во главу угла. А что же пролетариат? В такой организации работа с пролетариатом известна активистам чисто теоретически. Возможно, такая работа ведётся, но она имеет второстепенный характер, а значит, является эпизодической, в неё вовлекаются лишь отдельные активисты и т.п.
Что получается дальше, сообразить нетрудно. Бытие определяет сознание, а сознание затем влияет на бытие. Работа с пролетариатом, не подкрепляемая практикой, оттесняется на задний план и, в конце концов, переходит в разряд мифологии. О ней вспоминают иногда ради красного словца, изредка для очистки совести принимают воодушевляющие планы. Но сформировавшуюся инерцию уже не переломить. Коллектив катится по накатанной колее, система сама себя воспроизводит. Организация превращается в кружок, в "движуху", в оторванную от масс тусовку, которая уже набирает в свои ряды себе подобных. Круг замкнулся.
Нельзя заготавливать активистов впрок, как консервы. Нельзя нарастить мускулы, не пуская их в ход. Нельзя не учитывать диалектической взаимосвязи практики и сознания. Логика последовательных действий безотказно работает с вещами, поскольку они остаются пассивным объектом воздействия. Возникает соблазн применить её и к людям. Она кажется такой простой, удобной, как закономерный путь наименьшего сопротивления. Но в реальности, будучи применённой к людям, эта схема "сначала - затем" может дать (и сплошь и рядом даёт) сбой, поскольку не учитывает возникающей обратной связи между сформированным сознанием и практикой. Она столкнётся с инерцией накатанной колеи. И может оказаться так, что построенная из интеллигентов организация попросту не захочет разрывать замкнутый круг. Ведь катиться по давно проложенной колее так удобно...
Коммунистическая организация не может откладывать на потом работу с трудящимися. Не может она и игнорировать интеллигенцию, особенно при нынешнем дефиците квалифицированных кадров. Работать сперва с одними, а потом с другими - одинаково порочная схема, независимо от того, какая целевая группа будет выбрана первой. Единственно верным подходом является сочетание работы с интеллигенцией и с пролетариатом. Притом не механическое (при котором, например, одна часть организации работала бы в основном с интеллигенцией, а другая - с пролетариатом), а диалектическое сочетание. В идеале каждый член организации должен так или иначе соприкасаться с пролетариатом, работать с главной социальной базой коммунистов. И каждый должен работать с людьми, в т.ч. с интеллигенцией, для вовлечения их в работу организации.
Таким образом, предлагаемый Марковым путь ведёт в тупик. Отрыв от рабочего класса, превращение его в "священную корову" для пустопорожних жертвоприношений, откладывание работы с ним на потом - всё это приводит к вырождению организации, разложению её актива. Аморфная и анархическая "ново-левая" тусовка в лучшем случае, а в худшем - башня из слоновой кости, наполненная непревзойдёнными "марксистскими" мудрецами, которые рекрутируют себе подобных... на вечное хранение.
К чему практически приводит буржуазное влияние на партию? Какие идеологические принципы исповедует такая партия? Какие организационные формы принимает? До сих пор мы рассматривали этот вопрос сугубо теоретически. Для большей наглядности стоит дать несколько примеров из современной политической палитры.
Взглянем на Европу, которая с давних пор стала прибежищем "еврокоммунизма" и прочих ревизионистских течений в левом движении. В настоящее время форвардом европейского ревизионизма является "Партия Европейских Левых" (ПЕЛ) - общеевропейская организация, созданная при поддержке Евросоюза для консолидации тех "левых" партий, которые решительно борются за... улучшение и подкрашивание капитализма вместо его ниспровержения. Программные установки ПЕЛ - наглядный результат буржуазного влияния в левом движении Европы.
Вот что рассказывает о становлении "европейских левых" заведующий международным отделом ПЕЛ Хельмут Шольц (Helmut Scholz)22:
...Эти партии самоидентифицировались как независимые, отвергающие любое притязание на авангардную роль... Сегодня в неё входят 14 партий-членов и 4 партии со статусом наблюдателя, в основном, из скандинавских, центрально- и западноевропейских стран. Их объединяют разрыв со сталинизмом и моделью "партии нового типа", критическое переосмысление собственного прошлого, внутрипартийный плюрализм и цель - демократический социализм... Эти силы рассматривают себя в качестве критических, антикапиталистических левых, стремящихся к трансформации нынешнего состояния общества. Они выступают за мир, социальную справедливость, в защиту социального государства, за перераспределение богатств, сопротивление неолиберальной глобализации, за устойчивое развитие, большую степень демократии, за подлинное равенство полов, за открытую мультикультурную Европу... Нежёсткая, достаточно гибкая форма сетевой структуры, исходя из опыта международного коммунистического и рабочего движения прошлого, была, а для некоторых до сих пор остаётся адекватным способом сотрудничества левых сил.
Приведённая цитата, как весенний букет, расцвечена яркими цветами буржуазного вырождения.
Во-первых, ПЕЛ с готовностью открещивается от "сталинизма". Мотивы вполне традиционны и много раз повторялись буржуазией и их многочисленными прихвостнями, от неолибералов и нацистов до троцкистов и социал-демократов. Ритуальные проклятия в адрес "кровавого диктатора" стали визитной карточкой любой политической структуры, которая желает, чтобы сильные мира сего благосклонно приняли её и определили достойную нишу в политическом зоопарке "гражданского общества". Антисталинизм и антисоветизм - различные иноформы постоянно мутирующего антикоммунизма, это пропуск в мир сытости и благополучия. Как иронизировал известный американский политолог-марксист Майкл Паренти: "Для того, чтобы спасти себя от антикоммунистической охоты за ведьмами, мы должны принять в ней участие"23. Этим и занимаются господа борцы за "плюрализм" и против "бюрократии", когда они повторяют зады буржуазных антикоммунистических штампов.
Во-вторых, ПЕЛ демонстративно отказывается от авангардной роли - той самой роли, необходимость которой для рабочей партии так подчёркивал Ленин, и которую усиленно отрицали меньшевики. Авангардная роль означает, что партия берётся организовывать борьбу трудящихся, определять стратегию и тактику этой борьбы, прокладывать курс к народной победе. Выше уже разобрано (и практикой классовой борьбы тысячекратно доказано), что пролетариат не сможет не только победить, но и хотя бы удержать свои позиции, если во главе его не будет партии передовых рабочих и интеллигенции. Вот каково значение авангардной партии. Отказ от этой роли, следовательно, означает отказ от организации борьбы трудящихся, дряблый толерантный хвостизм по отношению к массам. Именно в такую позицию и встаёт ПЕЛ. Она не желает встать во главе борьбы, она стоит в сторонке и успокаивает себя буржуазным мифом о том, что-де взятие на себя авангардной роли означает "навязывание", "отказ от свободы выбора" и т.п. благоглупостями.
Раз партия не претендует на авангардную роль, то к чему ей модель "партии нового типа"? Действительно, подтверждая свою ревизионистскую сущность, ПЕЛ отказывается от большевистского ответа на организационный вопрос. И это закономерно, ведь отрицание таких авторитарных ценностей как дисциплина и централизм логически следует из политических целей "левой" партии. Ведь она не собирается, упаси боже, готовить революцию или ввести куда-то народ. Что вы! Нужно всего лишь "перераспределение богатств" (например, через налоговую реформу), абстрактная и ни к чему не обязывающая "справедливость", а в идеале - "социальное государство" и "устойчивое развитие". То есть, подслащенный и подкрашенный капитализм. Зачем же тут дисциплина? К чему железные батальоны пролетариата? Нет, для подобных задач вполне хватит размытой, дряблой, нечёткой структуры. Поэтому, служа капитализму, ПЕЛ является партией организационных анархистов.
В качестве альтернативы "партии нового типа" ПЕЛ выдвигает т.н. сетевые структуры. Выпестованная в недрах антиглобалистского движения идея сетевой организации - это фактически "партия старого типа", адаптированная к условиям XXI века. Стоит вглядеться в принципы сетевой структуры повнимательней, и мы увидим, что они мало чем отличаются от организационных принципов меньшевизма начала XX века. И принципы эти не работают. Даже редакция журнала "Скепсис", скептически относящаяся к "партии нового типа" в современных условиях, по поводу "сетевых структур" резонно замечает: "Очевидно, что методы борьбы с неолиберализмом, когда-то разработанные левыми "антиглобалистами", нисколько не изменились к сегодняшнему дню, а последние антикризисные выступления показывают, что это не пошло на пользу движению... Некогда бывшее новым словом, такое устройство [т.е. сетевые организации] сегодня вырождается в аморфную структуру, однако с четкими центрами власти, заинтересованными в этой аморфности: они по своему усмотрению распределяют внимание между массой остальных участников, подчас игнорируя их интересы. Эта тенденция особенно ярко обозначилась на последних Социальных форумах... Старые методы и старая структура сделали свое дело. Отсюда - повод по меньшей мере сомневаться в том, что стандартная "антиглобалистская" модель консолидации левых сработает в новых условиях"24. Да и могло ли быть иначе? Фантастические идеи "консолидации левых" - объединения ради объединения - неизбежно ведут в болото организационного анархизма и вместо усиления коммунистов ослабляют их. Преподносимый как великое преимущество "внутрипартийный плюрализм" расшифровывается на практике как отсутствие централизма, отсутствие единства тактики и целей, т.е. отсутствие сколько-нибудь согласованной работы в партии. "Нежёсткая, достаточно гибкая форма" переводится как отсутствие структуры, хаотичность работы, её гибкость в том смысле, что такая "каучуковая" партия способна включить в себя любого человека почти с любым мировоззрением. Такая партия на деле является разновекторным фронтом, питательной средой для произвольной социальной активности, чисто вспомогательным инструментом для формирования столь же размытых и ограниченных движений. И это вполне отвечает задачам ПЕЛ. Разве нужен ей авангардный характер, если сутью такой структуры является лишь "способ сотрудничества левых сил"?
ПЕЛ - не единственный в европейской практике рельефный пример буржуазного воздействия на левое движение и последствий такого воздействия. Показательным является также положение дел на социальных форумах. Социальные форумы, всемирные и европейские, являются вершиной самоорганизации современных меньшевиков, предметом их гордости. Когда-то на эти форумы возлагались большие надежды. Что же сейчас? Посмотрим, что пишут о них некоторые левые. Илья Будрайтскис, лидер троцкистского движения РСД, прямо говорит о кризисе форумов25. Известный российский политолог Б.Ю. Кагарлицкий, активный участник форумов, притом отнюдь не сторонник большевистского авторитаризма, расписывает форум в таких ярких подробностях, что на них нельзя остановиться.
Касаясь общей ситуации на форумах, Кагарлицкий замечает: "Внутри самого форума растут противоречия - между левыми и правыми, между восточноевропейскими и западными делегациями, между низовыми активистами и элитой, принадлежащей к руководству крупных и богатых неправительственных организаций. А "культура консенсуса", царящая на форумах, запрещает эти различия публично обсуждать. Многочисленные семинары, предлагаемые разными группами (имеющими разные идеологические и политические позиции) в итоге сливаются воедино, после чего выясняется, что дебатировать по существу нечего. Что вы, например, сможете извлечь из дискуссии под названием: "Свобода торговли, феминизм, Лиссабонский договор и борьба за права женщин"? От каждого из заявленных первоначальных семинаров остается в лучшем случае один оратор. Обсуждение заменяется перечнем деклараций. Спорить некогда"26... Интересная получается картина. Механическая "консолидация левых" в одну кучу "почему-то" не привела ко всеобщему экстазу и устранению разногласий. Противоречия растут. Какой же выход они получают? Да никакого. "Ново-левые" старательно делают вид, что всё в порядке и ничего сколько-нибудь примечательного в этих разногласиях нет. А чтобы подстраховаться наверняка, придумана "культура консенсуса" - эдакая дубинка толерантности, авторитарно запрещающая участникам форумов критиковать или хотя бы обсуждать друг друга. Ты меня не тронь, и я тебя не обижу, будем вместе играть в "консолидацию". Мещанские принципы мелких буржуа торжествуют.
Нужны ли такие принципы коммунистам? Кажется, нет.
Гнилой мещанский плюрализм, проповедуемый организационными анархистами, естественным образом сказывается на их практике. Это хорошо видно по подготовке социального форума в Мальмё (Швеция), о которой красочно рассказывает Кагарлицкий: "Сначала всё шло хорошо. Создали оргкомитет, наняли четырех шведских бюрократов, которые принялись что-то готовить. Потом произошла первая неприятность: решения шведского оргкомитета не поддерживались общеевропейскими структурами, которые обвинили шведов в заорганизованности и авторитаризме. Через некоторое время выяснилось, что решения уже никто не принимает, поскольку никто не берет на себя ответственности. Единственное важное решение, которое смогли принять сотрудники оргкомитета в Мальмо, это об увеличении собственной численности и финансирования. В этом им не мешали. Оргкомитет по культурной программе отделился от общего оргкомитета, а потом переводчики отделились от организаторов форума. В итоге никакой связи между программой форума и организацией перевода больше не было, люди никогда не находили на месте переводчика с нужного языка. Например, ораторы выступали по-русски или по-венгерски, а перевод предоставлялся с финского на шведский или с итальянского на французский. Те, кто могли, говорили по-английски. Остальные молчали".
Замечательный по своей доходчивости пример. Он наглядно демонстрирует нам, что организационный анархизм приводит не только к чисто техническим проблемам, бардаку и безответственности. Следствием его также является исчезновение демократии, торжество неравенства. Выясняется вдруг, что ликвидация "бюрократических" структур вовсе не приводит автоматически к равным возможностям. Оказывается, равные права и равные возможности не падают с неба, не устанавливаются сами собой, по мановению волшебной палочки или "невидимой руки". Они должны чем-то подкрепляться, обеспечиваться материально и организационно. Должны быть какие-то лица, которые отвечают за тот или иной участок работы не на словах, а на деле, независимо от своих сиюминутных пристрастий. Этим людям волей-неволей приходится работать согласованно, если они хотят добиться надёжного результата. Чтобы подготовить форум по-настоящему и обеспечить действительно равные возможности для его участников, такой группе людей пришлось бы вполне авторитарно добиваться друг от друга выполнения взятых обязательств по ночлегу, питанию, переводчикам, транспорту и т.п. Короче, нужен аппарат, самый что ни на есть "бюрократический", основанный на иерархии и сознательном подчинении воли отдельных индивидов интересам общего дела. В отсутствии механизма, который обеспечивал бы достаточную материальную и организационную базу для равноправного участия в форуме, его участники становятся заложниками нелепых случайностей, сказочного бардака, тотальной, всеохватной, сверху донизу царствующей безответственности. Давайте вновь проиллюстрируем этот тезис впечатлениями Кагарлицкого, реального участника форума: "Такого хаоса как в Мальмо... не было еще ни на одном подобном мероприятии. В программе были перепутаны адреса и названия мероприятий. Некоторых, причем важнейших, встреч в программе вообще не было. Отсутствовала информация об ораторах. Причем отсутствовала она не только у делегатов, но и у самих же ораторов. Поскольку семинары неоднократно объединяли, меняя названия, сами их участники не знали точно, где, когда и о чем они должны говорить. Вместо единого центра, где можно было, как в Лондоне или Афинах перемещаться с одного мероприятия на другое, помещения, где проходил форум, были разбросаны по всему городу, кстати, отнюдь не маленькому. Чтобы передвигаться между этими точками, были организованы специальные автобусы, но никто не знал, где их можно найти, куда и по какому расписанию они ездят. Делегаты, люди по большей части небогатые, тратили кучу денег на такси, но всё равно не попадали туда, куда надо". Весело, не правда ли? Участие в мероприятиях социального форума ставится в зависимость от толщины кошелька и способности оплатить такси. Но мы продолжим печальное повествование: "Регистрация делегатов представляла собой картину хаоса, усугубляемую тем, что с автобусами, привозившими людей с Востока, не было связи. Финские организаторы решили сэкономить и наняли эстонских водителей, которые не знали ни дороги, ни шведского языка. Английского они тоже не знали. Русский они понимали, но при поездке по Швеции это помогало мало. Автобусы заблудились. В первый день форума обнаружилось, что в одно и то же время я должен выступать на одном семинаре и вести другой. Я предпочел тот, который мне предстояло модерировать (выбор был очевиден: сорвать одно выступление или целый семинар). На следующий день, когда я извинялся, объясняя произошедшее организаторам встречи, куда я не попал, это не вызвало ни малейшего удивления: подобные истории происходили на каждом шагу. Но добраться до своего семинара оказалось непросто. Адрес в информационном письме указывал какое-то место за пределами города, куда и прибыло человек пять русских и украинцев. Это была партшкола шведской Левой партии. Несколько сонных скандинавских комсомольцев с недоумением смотрели на нас, не понимая о чем речь. Потом, позвонив куда-то, они невозмутимо сообщили: "Вас направили по юридическому адресу. У нас в городе есть другое здание. Вам туда надо!" Вновь погрузившись на такси, мы ринулись к центру города, где сперва обнаружили запертую дверь. Наконец, появился старый знакомый из Венгрии, с удивлением взглянувший на нас и сообщивший: "Я уже уходить собрался. Никого же нет!""
Хаос в Мальмо - достижение организационных анархистов, уничтоживших "бюрократический" аппарат подготовки социального форума. Перечитайте ещё раз это скорбное повествование и содрогнитесь. Те, кто предлагает разжечь борьбу с "бюрократией" и "авторитаризмом" в коммунистической организации, в реальности добьются такого же результата. Нужно ли это передовому рабочему классу? Полезно ли это для развития его борьбы? Кажется, нет. Бессильная "демократическая" суета полезна лишь для буржуазии, мечтающей погасить народное движение, направить его в тупиковое русло нового бернштейнианства. "Движение - всё, цель - ничто". Утерявшее цели "ново-левое" движение будет крутиться в бесконечном движении по окружности - движении бессмысленных форумов, пустопорожней болтовни и антикоммунистических заклинаний.
* * *
Итак, вышесказанное позволяет подвести некоторые итоги по вопросу о буржуазном влиянии на коммунистическую организацию.
Во-первых, многие товарищи объективно проявляют свои самые передовые качества лишь в отдельных аспектах коммунистической борьбы, в других же они остаются в плену буржуазного мировоззрения.
Во-вторых, степень стойкости к влиянию капиталистической идеологии, как было показано выше, зависит, в том числе, и от социального положения.
В-третьих, как показал Каутский (и позднее - Ленин), социальное положение интеллигенции делает её более уязвимой для буржуазной идеологии, более подверженной эгоизму, индивидуализму, анархизму.
В-четвёртых, характерной формой буржуазного влияния на коммунистическую организацию являются нападки (извне или изнутри) на большевистские принципы организационного строительства, организационный анархизм, меньшевистская проповедь "внутрипартийной демократии", подмена активной работы бесплодными и бесконечными дискуссиями, превращение организации в обслугу стихии.
При рассмотрении функционирования большевистской партии одним из важнейших понятий является понятие демократического централизма. Демократический централизм - это система принципов, которая лежит в основе партийного строительства и партийной работы коммунистов.
Выше уже были рассмотрены соображения, позволяющие считать "партию нового типа" наиболее эффективной формой организации классовой борьбы пролетариата. Демократия обеспечивает гибкость и обратную связь с массами, централизм - концентрацию ресурсов для реализации единой линии.
Это в теории. А что на практике? В реальности на примере многих организаций в современном российском левом движении можно наблюдать разрыв между демократией и централизмом, их сосуществование как оторванных друг от друга крайностей.
С одной стороны, в таких организациях чаще всего господствует так называемый "бюрократический централизм" - вырождение уставных механизмов внутрипартийной демократии, неограниченная и бесконтрольная власть партократов. Демократия масс задвигается в пыльный чулан, а вместо неё на пьедестал воздвигается дутый авторитет какого-нибудь "вождя". Наиболее выразительным примером "коммунистической" организации, в которой от демократического централизма осталось одно лишь название, является КПРФ. В этой партии демократические механизмы существуют лишь в виде записей в уставе, в реальности же они выхолощены и являются лишь декорацией для власти партийных боссов как на региональном, так и центральном уровне. Попытки воспользоваться уставными нормами часто приводят к конфликтам и даже изгнанию "крамольников", что ясно показало так называемое "Ленинградское дело"27 и последовавшее за ним "Московское дело"28. На инакомыслящих навешивают ярлыки, каждый на свой вкус: неотроцкисты, кремлёвские "кроты", агенты влияния, шпионы сионизма и так далее. Подобное же положение дел, как правило, царит в мелких, умирающих организациях сектантского типа, попадается оно и в некоторых молодёжных структурах.
С другой стороны, в этих же самых организациях (если только они не совсем уж микроскопические) всевластие бюрократов соседствует и уживается с самым дремучим анархизмом. Взгляните на ту же КПРФ, и вы увидите, что декларируемая сплочённость рядов - фикция, в которую мало кто верит даже из адептов этой партии. На местах, даже в рамках одной региональной организации могут существовать совершенно разные политические линии, разные подходы к решению одних и тех же принципиальных вопросов. Нередки ситуации, когда региональные активисты совершенно предоставлены сами себе и вольны самостоятельно вырабатывать не только стратегию своей работы, но даже цели и задачи. Лишь бы периодически возносили хвалу вождю и вовремя отчитывались о достигнутых успехах, пусть даже и липовых.
Отчасти как реакция на подобные извращения, отчасти как результат буржуазного влияния, внутри коммунистических организаций постоянно воспроизводится оппозиционное отношение к принципам демократического централизма. Одни товарищи в силу недостатка знаний под демократическим централизмом понимают ту модель, которая господствует в КПРФ, и закономерно восстают против этого. Другие же, сознательно или бессознательно, в силу невежества или собственной классовой сущности, пытаются ревизовать те или иные принципы организационного строительства и функционирования партии. Притом, что характерно, основной мишенью для критики становится отнюдь не демократическая составляющая, а те или иные аспекты централизма.
Так ли нужна в нормальной29 коммунистической организации иерархия? Не являются ли "верхи" потенциальными предателями? Нельзя ли вовсе обойтись без деления на "верхи" и "низы"? Может быть, технические средства вроде Интернета помогут построить принципиально новую организацию? Может быть, централизм вовсе теперь не нужен?
Мелкобуржуазную критику демократического централизма можно разбить на несколько типов, тесно взаимосвязанных друг с другом. Одним из наиболее крайних вариантов такой критики является критика прямо анархистская, т.е. отрицающая сам принцип подчинения меньшинства большинству.
Как известно, анархисты принципиально отрицают любые централистские, иерархические структуры, в том числе и партию, основанную на принципах демократического централизма. Например, в дни Октябрьской революции анархисты трактовали лозунг "Вся власть Советам" как предоставление Советам безграничной местной автономии. "Лозунг "Вся власть Советам" должен быть истолкован и проведен в жизнь в смысле децентрализации Советов и образования автономных, коммунальных ячеек"30, - заявляли анархо-синдикалисты. На III Всероссийском Съезде Советов в январе 1918 г. большевики осудили децентралистские тенденции региональных Советов и выступили с идеей централизации власти; с докладом по этому поводу было поручено выступать Сталину. Комментируя доклад, анархист Ге заявил: "Та политика, которая проводится здесь, несомненно, проникнута духом централизма. Нам же нужно децентрализовать, строить снизу, создавая коммуны на местах". Таким образом, анархисты признавали только самоорганизацию "снизу".
В новейшее время анархисты также выступают против любого централизма, пусть даже и демократического. Для них злом является любое "иерархически организованное общество", каким бы оно ни было по своему экономическому базису. Коммунистический подход анархисты малюют самыми чёрными красками и пророчат неминуемые беды от его применения: "Традиционное марксистско-ленинское движение почти неизбежно переведет диктаторский стиль своих традиционных средств (иерархически-построенную политическую партийную организацию, идеологическое и догматическое мышление, "демократический централизм", авангардистское мышление и достаточно консервативные общественные ценности) в реальные монолитные бюрократические диктатуры, возникновения которой с уверенностью можно ожидать в качестве результата подобной деятельности"31.
Всё это - честная, прямая критика с анархистских позиций. Люди, имеющие такие взгляды, не состоят в "авторитарных" организациях. Однако есть и другая категория активистов. В самих коммунистических организациях попадаются люди, которые на словах признают за организацией права выносить обязательные для исполнения решения, а на деле саботируют решения организации и даже пытаются приводить аргументы, оправдывающие такое поведение. Они не имеют в себе мужества открыто объявить о своём непризнании демократического централизма и выйти из организации. Вместо этого такого сорта публика предпочитает заниматься двурушничеством.
Почему эти люди оказываются в коммунистических организациях - другой вопрос. Мы не будем также разбирать поведение тех активистов, которые на словах готовы порадеть за общее дело, а на практике у них постоянно "срочные дела" и "нет времени". Разбор таких личностей - вопрос не идеологии, а хорошей взбучки на собрании. Остановимся именно на аргументации тех, кто не просто "динамит", а пытается обосновать своё поведение, придать им характер политических взглядов. То есть, разберём тех "коммунистических" активистов, которые свой бытовой анархизм возводят в ранг идеологии.
Примирить непосредственный и крайний организационный анархизм с марксизмом очень тяжело, поэтому с обоснованием обычно бывает всё плохо. Чтобы решить эту проблему, противники подчинения меньшинства большинству вынуждены заниматься притягиванием аргументов за уши. Типичный пример - противопоставление дисциплины и инициативы. Утверждается, что принуждение через партийную дисциплину препятствует развитию инициативы у рядовых активистов, воспитывает апатичных исполнителей. Инициатива священна; если человек, движимый благими намерениями, собирается сделать что-то на его взгляд полезное, эта инициатива должна априори поощряться. Всякие попытки ограничить возникшее желание, направить энергию и силы человека на другое направление трактуются как удушение инициативы, солдафонщина и т.п.
Чтобы сделать такую позицию удобоваримой, её облекают в "правильную" словесную одёжку. К примеру, проявление инициативы объявляется признаком сознательности. И действительно, инициативный активист выгодно отличается от своих более пассивных коллег; от разумной инициативы всегда больше пользы, чем от простой исполнительской службы. На этом основании делается вывод, что верх сознательности - ничем не скованная, безграничная инициатива.
Смежное положение с вышеприведенными утверждениями занимает декларация о том, что сейчас ещё не настало время для "централистских структур". Масштаб работы не тот, уровень развития движения не дотягивает, а потому от "партии нового типа" сейчас вреда больше, чем пользы. Далее обычно припоминаются те же аргументы о сковывании инициативы. Нужен широкий фронт творческих личностей. Нетрудно сообразить, что перед нами очередная попытка решить противоречие между организационной формой и содержанием в пользу деградации формы. К чему это ведёт, рассказано выше.
Что объединяет всех этих анархистов, обряженных в "красные" одежды? В чём корень их заблуждений? Корень их заблуждений состоит в непонимании диалектики личных и общих интересов - противоположностей, которые сосуществуют и совместно развиваются в рамках организации как единого целого. Добровольное сплочение личностей в организацию преследует достижение коллективной цели; эта коллективная, общая цель превалирует над частными, личными интересами. В коммунистической организации диалектика личного и общего закономерно приводит к главенству общего и к тому, что наиболее сознательные, передовые активисты начинают общие, общеорганизационные, общеклассовые интересы считать своими личными интересами. В этом - ключевое расхождение с анархистами, которые принципиально ставят личное выше общественного. Личные интересы, свобода личности для анархистов являются заведомыми ценностями, ущемление которых не может быть оправдано никакими общими интересами. Эта позиция противоположна той, которую занимают коммунисты.
Неправильно было бы думать, будто в коммунистической организации личные интересы попросту подавляются общими, и таким манером "решается" противоречие. Это, конечно, неверно. Неверно не только потому, что от коммуниста никто не требует тотального и всепоглощающего самоотречения, запрета на личную жизнь, табу на личные хобби и т.п. Главное в другом. Между личными и общими интересами действительно существует диалектическая связь. Единство этих противоположностей возникает в силу того, что общие интересы складываются из множества личных. Вбирая в себя эти личные интересы, общий интерес становится не просто механической суммой личных, но выводит их на качественно новый уровень. Через единство воли общий интерес позволяет реализовать те цели, которые были недостижимы для каждой личности по отдельности. Но для того, чтобы эти общие цели стали реально достижимы, от каждой входящей в объединение личности требуется сознательно подчинить себя общей воле, проникнуться необходимостью такого подчинения, подняться над своими узкими личными интересами, расширить их до границ общего дела. Только тот активист может считаться настоящим коммунистом, кто способен сделать общее дело своим личным, кровным делом. Велика ли сознательность - быть инициативным в том деле, которое лично ты придумал, которое лично тебе нравится! Это каждый может. Настоящая, подлинно революционная сознательность выявляется тогда, когда приходится выполнять работу, лично у тебя энтузиазма не вызывающую, может быть, лично тебе даже неприятную, но необходимую для общего дела. И притом не просто выполнять абы как, по-каторжному, а выполнять эту работу как свою, за которую чувствуешь личную ответственность. Только так можно на деле достичь общей цели, а через неё - множества маленьких, личных целей. Такова диалектика общего и личного.
Непроходимый индивидуализм анархистов позволяет расценивать их как мелкобуржуазное течение, а носителей подобных идей в коммунистических организациях - как людей, заражённых буржуазным сознанием.
Рассмотренный нами выше уклон встречается в наших рядах всё-таки достаточно редко, поскольку с такой крайней степенью ревизионизма в коммунистической организации надолго не задерживаются. Однако наряду с этим радикальным уклоном существует широкий спектр более умеренных и непоследовательных течений организационного анархизма. Умеренные анархисты могут быть вполне добропорядочными и честными активистами. Под влиянием организации они признают (и на словах, и на деле) необходимость повиноваться решению большинства, даже подчиняются решениям руководящих органов. Но при этом в различных дискуссиях, острых политических ситуациях такие товарищи склонны выступать с критикой отдельных положений демократического централизма (именно централистской его части), нападать на структуру и организационные формы "партии нового типа". Чаще всего такие демарши проводятся под флагом "защиты демократии" и совмещаются с критикой "бюрократизма", противопоставлением "верхов" и "низов", постоянной проповедью "демократизации". Общим для таких товарищей является искреннее непонимание необходимости централизованного, структурированного, иерархичного руководства коммунистической организацией. Они, конечно, "за" организацию и даже "за" централизм (только демократический и только на словах), однако на практике они часто подчиняются этим нормам с известной неохотой и препирательствами, напоминая упрямого дворового пса, которого тащат на верёвке в плохую погоду. Такие товарищи никак не могут увязать "тоталитарное" положение дел в организации со светлыми идеалами социалистической демократии. Структура большевистской организации рисуется им как нечто довольно неприятное и вынужденное, с чем приходится мириться буквально стиснув зубы и только в силу того обстоятельства, что эта структура иногда (по каким-то праздникам, очевидно) бывает небесполезна. Демократия же, выраженная в форме голосований, плебисцитов, референдумов и т.п., приобретает характер абсолютной ценности, хотя на самом деле эти механизмы имеют ограниченную применимость.
В отличие от крайних и последовательных анархистов, эти более умеренные товарищи понимают, что устроить тотальную демократию здесь и сейчас всё-таки не очень получится, и какие-то руководящие органы нужны. Но сплошь и рядом эти "борцы с бюрократизмом" стараются урезать полномочия таких органов, завоевать побольше возможностей для всевозможных дискуссий, выговорить дополнительные права каким-нибудь "всенародным вече". При этом характерно, что связка демократии и централизма воспринимается ими вполне однозначно: централизм - штука вынужденная, то есть непременное зло, отступление от идеалов и принципов, а демократия - благо по определению. Аналогично, наличие в организации руководства ("верхов") также представляется мерой вынужденной, в то время как рядовой актив ("низы") считается истиной в последней инстанции. Выглядит это действительно очень демократично и, на первый взгляд, справедливо. Потому-то такие умеренно анархиствующие товарищи, в известной степени подчиняясь организации, искренне считают своим долгом постоянно нападать на централизм и стремятся в угоду "демократии" ослаблять центральное руководство, размывать структуру организации.
Вот несколько примеров. Автору этих строк приходилось сталкиваться с идеей о необходимости ликвидировать ЦК как орган политического руководства и низвести его до роли простого счётчика мнений. От некоторых товарищей также приходилось слышать, что руководство организации должно подвергаться особым ограничениям. Дескать, оно несёт на себе большую ответственность, а значит, полицейские органы будут стремиться заслать именно в руководство шпионов, и среди лидеров организации могут завестись предатели. Товарищи, которые болтают такой вздор, почему-то забывают, что подобная ситуация возможна лишь в тех организациях, где "верхи" и "низы" оторваны друг от друга, где первые не подконтрольны вторым. Там же, где царит подлинный демократический централизм, где центральные органы реально избираются на съездах путём придирчивого рассмотрения каждой кандидатуры, где действует беспристрастный отсев нестойких, негодных, шатающихся, - там вероятность попадания скрытого врага в ряды руководства существенно меньше. Наоборот, в каких-нибудь небольших организациях, где кадровая политика не выдержана, где рады любому человеку, где цепляются за каждого мало-мальски способного активиста, лазутчику легко пролезть и на руководящие должности32. Но всё это не приходит в голову тем, кто требует ограничения прав ЦК.
Весьма интересные и в какой-то мере показательные взгляды на демократический централизм изложены в программной статье троцкистского движения "Вперёд"33. В статье немало верных тезисов, например: "...Единственный надежный способ обеспечения централизма - именно как единства в действии - это как раз максимально широкое вовлечение членов организации в принятие решений и контроль за их выполнением". Заслуживают внимания также и мысли о дисциплине, основанной на сознательности, что перекликается с уже высказанными ранее мыслями. Но наряду с этим попадается и откровенная путаница. Рассуждая о демцентрализме, "вперёдовцы" пишут "не о победе большинства над меньшинством, а о совместном творчестве всех частей и членов коллектива". Напрашивается вывод, что предпочтительным для них является принятие решений не по большинству, а так называемым консенсусом. Эта довольно гнилая практика широко используется разнообразными "новыми левыми", отказавшимися от тоталитарного наследия большевизма. Но нет - товарищи из "Вперёда" специально оговариваются: "В то же время мы не смешиваем это понимание с гнилой практикой "консенсусов" - практикой буржуазных партий, где "баланс интересов" достигается в процессе торга по принципу "и нашим, и вашим"". Отлично. Но что тогда, если не консенсус и не подчинение меньшинства большинству? Этого не раскрывается. Авторы переходят к другой составляющей вопроса. Поддаваясь из лучших побуждений организационному анархизму, они сообщают нам: "Говоря о централизме, мы говорим о единстве в действии, о проявлении воли, а не о подчинении воле". Но если есть единство и если есть единая воля, тогда с необходимостью ей надо подчиняться, иначе не будет ни того, ни другого. Как же можно отрывать друг от друга эти понятия? Чуть выше в той же статье безапелляционно сказано: "Прежде всего, демократический централизм - это никак не приукрашенные псевдодемократической мишурой отношения господства-подчинения". Всё же есть подчинение или нет? Есть механизм решений по большинству или нет? Стремление авторов "и рыбку съесть, и на ёлку залезть" привело их к путанице. Пытаясь выбраться из этих тенёт, они продолжают: "Осознание, сознательность действия, понимание его сути и цели, основанные не только на предшествующем знании, но и на собственной практике и собственном опыте, на обобщении этого опыта через дискуссию - вот тот цемент, который скрепляет ряды организации". Прекрасно и правильно, в идеале так и должно быть. Но решения-то как принимать? Как быть, если "осознание" и "понимание" толкнут члена организации на действия вразрез с практикой организации? Что с ним делать? Исключать? Дискутировать? Приходить к консенсусу? Разрешать любую практику? Общие слова и благие пожелания не дают ответа на все эти вопросы. Построенный авторами статьи "сферический демцентрализм в вакууме" не работает... Воспевая демократию, "вперёдовцы" призывают подвергать всё сомнению. Вот как они рассуждают: "Дух марксизма - это дух сомнения. И ответы этому сомнению дает лишь практика, опыт, данная нам в ощущениях объективная реальность. Однако каждое полученное знание относительно и должно быть вновь подвергнуто сомнению. Если же источником опыта вдруг оказываются "опытные товарищи", то это уже "опыт" с изрядным душком "элементов" достопочтенного Маха". Это замечательный пример идейно обоснованного организационного анархизма. Слова вроде бы правильные, даже дух марксизма поминается. И, в общем-то, всё было бы хорошо, если бы мы опять рассматривали "сферический демцентрализм в вакууме", некую идеальную систему, в которой нет места изъянам, уклонам и... реальности. В нарисованной пасторальной картине члены организации - настоящие гуру, высокосознательные интеллектуалы, чутко улавливающие "дух марксизма". Часто ли такое бывает в реальности? К сожалению для авторов, в реальности приходится работать с реальными людьми. И потому на практике от этих благих пожеланий очень легко соскользнуть к самому дремучему анархизму. Подвергаешь марксистскому сомнению решение, принятое "опытными товарищами"? Что ж, это нормально. Но как только от сомнений переходишь к невыполнению принятого решения - грань перейдена, какие бы ни использовались обоснования.
* * *
Чем объединены взгляды большинства умеренных и непоследовательных организационных анархистов? В чём состоит их ошибка? Она состоит в том, что деятельность организации представляется им статической картинкой из раза в раз повторяющегося неизменного процесса. Вот есть рядовой актив и есть руководство, избранное на Съезде. Рядового актива больше, но он в силу занятости, технических причин, быть может, и недостаточного уровня грамотности не может уделять излишнего внимания центральной работе. В силу этого были выделены специальные активисты-управляющие, отличающиеся наибольшей работоспособностью, достаточной политической подкованностью. В их задачу и входит координация деятельности организации. Из такой упрощённой трактовки деятельности организации естественным образом следует, что во всех ситуациях, когда это возможно, когда позволяет свободное время, технические условия и т.п., хорошо бы заменять решения узкой группы управленцев решением широкой аудитории активистов. Иначе рядовой актив "отвыкнет думать". Именно поэтому у некоторых товарищей постоянно возникают вопросы, описанные уже в начале данного раздела. Так ли нужен Центральный Комитет? Не слишком ли это авторитарно? Не заменить ли его, к примеру, всеобщим голосованием в почтовой Интернет-рассылке? Не устроить ли ежеквартальное проведение съездов, для вящей демократии? Не упразднить ли вовсе иерархичную структуру как потенциально опасный источник перерождения и вождизма? К таким вопросам приводит метафизическая трактовка организации.
Но коммунистическая организация - это вовсе не замкнутая в своей скорлупе секта, внутри которой происходит круговерть одних и тех же процессов. Подобно тому как живой организм, внешне отделённый от окружающей среды, непрерывно обменивается с ней веществами и энергией, организация, будучи также отгороженной от общества и даже противопоставленной ему, непрерывно взаимодействует с ним, принимая и отдавая людей, влияя на общество и испытывая его влияние и т.д. Подобно тому, как основой жизнедеятельности организма, несмотря на его разграниченность с окружающей средой, является обмен веществ с этой средой, необходимым условием жизни и развития организации является её взаимодействие с окружающим обществом. А каким бывает влияние общества, мы уже разбирали выше.
Возьмём за исходную точку рассмотрения ту самую статическую картинку, которую уже рассматривали выше: есть актив, и из него наиболее передовые элементы выделяются на руководство; в перспективе желательно сделать передовыми всех. Стремление правильное, спору нет. Однако рассмотрим эту же картину в динамике. Нормальная организация, если она действительно работает с массами, а не замыкается в сектантстве, регулярно принимает в свой состав новых людей. Среди этих неофитов, конечно, попадаются отдельные самородки, подкованные в идеологии, с хорошими организаторскими способностями и т.п. Но это исключения, правило же состоит в том, что в организацию приходят люди, имеющие в общем случае более низкий уровень политического развития, нежели у опытных активистов с солидным стажем. Ведь политический опыт, сознательность как раз и нарабатываются в организации. Естественно, что по сравнению с рядовыми обывателями эти неофиты стоят на более высокой степени политического развития, но опытным кадрам они существенно уступают. У этих новичков, как правило, ниже сознательность, ниже дисциплина, больше разнообразных мелкобуржуазных предрассудков и стереотипов. Всё это они отнюдь не оставляют у порога, а приносят с собою в организацию. Таким образом, можно сказать, что кадровый состав нормально работающей, растущей коммунистической организации постоянно разбавляется пришлыми людьми, его "закваска" постоянно падает, качественный уровень активистов в среднем постоянно уменьшается. Это нормальная и закономерная тенденция, тренд на понижение качества, вызванный развитием организации, притоком в неё свежих кадров.
Следовательно, если не предпринимать контрмер, то коммунистическая организация, набирающая людей и предоставляющая их самим себе, скоро оказалась бы в размытом, неуправляемом состоянии. Её кадровый состав разбавился бы "болотом" (сравнительно отсталыми, политически неразвитыми активистами) до такой степени, что это "болото", в конце концов, приобрело бы большинство и стало бы управлять делами организации на свой лад.
Внимательный читатель сделает замечание о том, что не следует принимать в организацию всех подряд, что большевики, в отличие от меньшевиков, были требовательны и придирчивы к приходящим кадрам. Это правильное замечание. Однако требовательность при вступлении в организации сама по себе не устраняет тренда на снижение качества, она лишь ограничивает эту тенденцию, усиливая в то же время негативные явления с другой стороны. С точки зрения кадрового вопроса есть две вредные крайности: меньшевизм в стиле современной КПРФ, где в организацию принимают всех подряд, и сектантство в стиле некоторых "истинно марксистских" группочек, где вступление обставлено множеством рогаток и чуть ли не ритуальным жертвоприношением. Понятно, что в первом случае актив организации будет быстрее разбавлен до минимального уровня, организация просто утонет в массе "нулевых" активистов и превратится во всепоглощающее "болото". В случае секты можно предположить, что состав приходящих будет отличаться высоким качеством (хотя это не гарантировано). Но вот беда - самих этих приходящих будет раз-два и обчёлся. Секта тем и отличается от организации, что она варится в собственном соку, почти не имея живительных связей с окружающим обществом. Ясно (и доказано классиками), что такая структура не способна взять на себя авангардную роль. Таким образом, повышенные требования при вступлении в организацию не устраняют тенденцию на понижение качества актива с притоком новых людей, а лишь ограничивают её постольку, поскольку они ограничивают приток людей. Планка требований при вступлении - это своего рода фильтр на пути кадрового потока, идущего в организацию. Можно поднять эту планку, сделать фильтр более жёстким - и тогда в среднем качество поступающих (прошедших фильтр) кадров будет выше обычного, поскольку это отборные (отобранные фильтром) кадры. Но их количество будет существенно меньше, поскольку большинство отсеяно фильтром. Можно, наоборот, снизить планку требований, сделать фильтр более разреженным, и тогда увеличится поток, количество поступающих в организацию кадров. Но их качество неизбежно резко упадёт. Найти в каждый момент времени баланс между количеством и качеством поступающих в организацию кадров - большое политическое искусство, связанное не только с умением оргработников на местах решить эту задачу, но и со способностью организации в целом гибко реагировать на меняющиеся условия и изменять сообразно им планку требований. Однако - возвращаясь к исходной теме - очевидно, что в общем случае избежать снижения качества актива можно только в одном случае: если не принимать в организацию вообще никого или же принимать поштучно самых "просветлённых", которые являются редкостным исключением в море активистов и, конечно, будут попадаться почти случайно. А на единицах политику не сделаешь. Если же организация хоть как-то работает с массами, если она хоть как-то стремится расширить своё влияние на них, тогда тенденция к снижению качества актива является неизбежной.
Что же может быть противопоставлено этой тенденции? Как её нейтрализовать, побороть? Очевидно, раз с этим невозможно справиться какими-то внешними мерами или ограничениями, ответ следует искать внутри самой организации. Сама организация должна уметь совладать с влиянием буржуазного общества и, в частности, с невысоким уровнем приходящих людей. Если она не способна этого сделать, она погибает или перерождается.
Естественной тенденции к снижению качества актива за счёт роста его количества необходимо противопоставить сознательную волю организации, которая должна быть выражена в конкретных мерах по повышению уровня пришедших активистов. Речь идёт, прежде всего, об идеологической учёбе, о совместной практической деятельности, о налаживании партийной школы, о периодической аттестации активистов, проверке их знаний, навыков, способности действовать самостоятельно и принимать решения на высоком политическом уровне. Притом, поскольку речь идёт о необходимости обработать входящий поток активистов, а не только одного или двух конкретных людей, постольку следует говорить не просто о каких-то семинарах или занятиях, а именно о системе обучения, которая была бы способна превратить обработку этого потока в конвейер, в чётко выраженную тенденцию к повышению качества актива.
Кто заинтересован больше других в развитии организации? Кто призван реализовать сознательную волю организации к повышению уровня своего актива? Кто должен подготовить почву для этой работы? Разумеется, наиболее передовые активисты. Те, кто в нормальной (не изуродованной карьеризмом и стяжательством) организации занимают посты руководителей и организаторов.
Таким образом, живущая, развивающаяся организация - вовсе не механическая сумма индивидов, среди которых, как полагают организационные анархисты, нужно лишь равномерней распределить права и обязанности. На деле развитие организации - сложный диалектический процесс, включающий в себя единство противоположных тенденций как необходимое условие её существования. Ни одна из этих тенденций не может быть полностью ликвидирована. Тенденция к "разбавлению" актива, снижению его качества будет существовать, пока существует организация и пока существует капитализм, превращающий трудящихся в ограниченную, невежественную массу. Тенденция к повышению качества, "подтягиванию" актива будет существовать, пока организация сохраняет способность к борьбе и развитию. Следовательно, в настоящей, живой коммунистической организации возможно лишь то ли иное соотношение, тот или иной баланс между противоположными тенденциями, баланс между передовыми и отсталыми активистами. Куда и в какой степени склоняется этот баланс - зависит от уровня развития рабочего движения, степени смычки коммунистов с ним и множества других факторов. Но принципиально это равновесие, в ту или иную сторону смещённое, остаётся всегда, по крайней мере, в рамках данной исторической эпохи. Всегда есть более передовой актив (условно говоря, "верхи"), который является локомотивом работы, который разными способами подтягивает к работе остальных, организует эту работу, воспитывает актив через такую работу. И всегда есть более отсталые активисты (условно говоря, "низы"), слабее других заинтересованные в развитии организации, более других заражённые предрассудками, плохо понимающие перспективу борьбы, плетущиеся в хвосте сиюминутных настроений.
Чем же, если не близорукостью, является тогда стремление игнорировать это живое противоречие? Не понимая организационной диалектики, радетели за демократию на деле не помогают, а препятствуют осуществлению своих идеалов. Возмущаясь каждым случаем формального неравенства, негодуя на иерархию демократического централизма, протестуя против подчинения организации "меньшинству" (избранной Съездом руководящей коллегии), они не понимают, что все эти формальные нормы есть отражение реального неравенства в среде активистов, реального различия между их сознательностью, способностями, вовлечённостью в дело и т.п. На это неравенство можно закрыть глаза (что организационные анархисты и делают), но его нельзя отменить. Его необходимо изжить, с ним необходимо бороться, сознательно и целеустремлённо - путём снятия этого противоречия через развитие. Через всемерное повышение сознательности и активности отстающих до уровня передовых, через дальнейшее развитие самих передовых активистов (ведь и им нужно идти вперёд, не застывая в самодовольной стабильности). А чтобы эта борьба была успешной, чтобы во всей организации возобладала тенденция на повышение качества актива, необходимо максимально оградить её от влияния стихии и отсталости. Необходимо не просто сохранять руководящие органы, не просто сохранять демократический централизм с его иерархией подчинения, но - и это главное - наполнять существующие механизмы управления передовым активом, который воспользуется этими инструментами для обеспечения развития организации, для нового шага вперёд.
Очевидно, что "борцы за демократию" на практике борются за нечто противоположное. Нивелирование роли руководящих органов, ослабление организационной дисциплины, чисто формальное уравнивание в правах всего актива без разбора (и передового, и отсталого, и сознательного, и безграмотного) затрудняет борьбу за подтягивание актива, лишает передовую его часть мощных и эффективных инструментов, вынуждает их вместо этого безнадёжно отстаивать островки организованности в море разбушевавшейся стихии. Формальное равенство ведёт к закреплению фактического неравенства.
Устав - это не только "организованное недоверие" (по выражению Ленина и Троцкого), но и организованное неравенство, которое служит обеспечению подлинного равенства. На определённом (и очень длительном) этапе такие инструменты демократического централизма как иерархия позволяют успешно бороться с буржуазным влиянием на организацию, развивать и двигать работу вперёд, повышать идейно-теоретический уровень активистов, прокладывать дорогу к равенству между ними. Ведь подлинное равенство в коммунистической организации возможно только тогда, когда все активисты будут иметь достаточный уровень грамотности, сознательности, политической зрелости и смогут, таким образом, принимать политические решения и действовать свободно (осознавая необходимость таких решений и действий), а не под действием собственного невежества, предрассудков и эмоций.
Описанный выше подход умеренных организационных анархистов не остался лишь фантазией. В левом движении страны есть пример коллектива, который попытался реализовать эти принципы на практике. Речь идёт о группе "Искра".
В 2009 г. между Ревкомсомолом и группой "Искра" состоялась открытая дискуссия о возможности объединения. Товарищи из "Искры", разбирая препятствия к объединению, между прочим упрекали РКСМ(б) в наличии так называемого "левого бюрократизма". Выдвигая свои требования, "искровцы" настаивали на "обязательном участии всех членов организации в таком обсуждении" (т.е. в обсуждении по вопросам функционирования организации), "на максимально равномерном распределении обязанностей между членами организации"34. Самой "Искре" по заявлениям её активистов, удалось устранить проблему "левого бюрократизма". В этой группе нет "вождей" и "главных"; все вопросы решаются через очные собрания или Интернет-рассылку, притом в обсуждение вовлечены все члены организации. Для ведения собраний каждый раз назначается другой товарищ, чтобы была постоянная сменяемость ведущих. То же касается и "партийных" заданий; постоянных руководящих или даже технических органов у "Искры" нет, активисты назначаются для выполнения конкретного задания и на конкретный срок, а затем их полномочия прекращаются. Притом и здесь "искровцы" стараются соблюдать ротацию кадров. Финансовая отчётность полностью прозрачна для всех членов группы. Каждый активист имеет гарантированную возможность выразить своё особое мнение на страницах веб-сайта "Искры"; товарищи ревностно следят за соблюдением этого правила, поскольку считают его одним из важнейших залогов демократии.
Может быть, это и есть реальная альтернатива иерархичной модели? Может быть, опыт "Искры" показывает дорогу к строительству организации без тяжёлых бюрократических издержек?
Это было бы замечательно, конечно. Но давайте попробуем разобрать, в чём тут дело. В каких случаях действительно можно обходиться без иерархичной схемы, без аппарата, без постоянных должностей? Действительно ли принципы функционирования "Искры" представляют собой особую модель? И насколько применима эта модель к другим ситуациям?
Особенностью группы "Искра" является её хроническая малочисленность35. В новейшей истории немало примеров таких групп (даже тех, которые называют себя "партиями"), чья численность никогда не превышала 10-15 чел. на всю страну. Зададимся простым вопросом: может ли обойтись без иерархии, системы должностей, бюрократического аппарата группа из нескольких человек? Очевидно, не просто может, а должна. При столь малой численности формальные условности и иерархичные схемы будут лишь сковывать работу, отвлекать и без того скудные силы на своё обслуживание. Издержки, проистекающие от необходимости поддерживать формальные механизмы, непосильны для маленькой группы активистов, а польза от этих механизмов не ощущается, поскольку несколько человек и без них способны самоорганизоваться. Небольшой группе проще, удобней, эффективней работать без формализма. Очные собрания устроить в этом случае нетрудно. Распределение задач происходит прямо на них, а поскольку группа маленькая, то и объём физически исполнимых задач также невелик, за ним легко уследить. Контроль исполнения вообще несложен, ведь все на виду. Надобность в "главном" неочевидна, нужды в специальной когорте организаторов нет. Короче говоря, в маленькой группе активистов, как в первобытном племени, естественным образом царит прямая демократия, а по сути - кустарничество.
Что будет при увеличении численности группы? Допустимо ли будет экстраполировать указанную модель на больший коллектив единомышленников?
Поскольку численность активистов растёт, растёт и объём задач, которые потенциально могут быть ею выполнены. Если группа не является сектой, то она, конечно, заинтересована в количественном и качественном росте, в расширении своего влияния. Следовательно, объём работы увеличивается как чисто количественно (большее число активистов позволяет выполнять более масштабные задачи), так и качественные (появляются новые направления работы). Качественную составляющую мы пока трогать не будем, это станет предметом дальнейшего рассмотрения. А количественный рост работы через некоторое время начнёт доставлять всё возрастающие неудобства. Чем больше людей, тем труднее собрать их вместе; тем больше самых разнообразных поручений раздаётся и тем труднее каждому отдельному активисту следить за всей их суммой. Тем трудней, наконец, держать в голове все детали и нюансы всех направлений работы. При численности примерно 12-18 человек36 становится очень затруднительно не только осуществлять самоуправление деятельности группы, но и просто регулярно организовывать всесторонние обсуждения текущей работы. Либо на подобные дискуссии требуется непомерно много времени (чтобы напомнить или заново рассказать все дела со всеми нюансами), либо они превращаются в профанацию. Согласованное взаимодействие между активистами также затрудняется. Планомерный характер работы уступает место беспорядочному, либо принятый на собрании "демократический" план превращается в догму и перестаёт отвечать быстро меняющимся условиям. Всё это - признаки так называемой "болезни роста".
"Болезнь роста" есть ни что иное как диалектическое противоречие растущего коллектива. Количество, выраженное в увеличении числа активистов, переходит в новое качество, требующее новых методов управления. Плоская схема прямой демократии не соответствует потребностям роста, она работает лишь в малых группах. Противоречие между возросшими "производительными" силами группы и старыми организационными отношениями может быть решено лишь двумя путями. Либо новое содержание берёт верх над старой формой, прежние отношения "первобытной" демократии уступают место более адекватной к новым условиям системе. И тогда группа приобретает внутреннюю структуру, специальные механизмы управления, превращается в организацию. Либо старая форма берёт верх над новым содержанием, неразрешённое противоречие приводит к загниванию, распаду коллектива ввиду неуправляемого характера его работы. Тогда группа откатывается к той численности, при которой старая метода работы вновь становится употребимой.
Разновидностью последнего варианта является искусственное отсечение от группы новых людей. Именно по такому пути пошла группа "Искра". Вот что они пишут, рассматривая принципы членства в организации: "Если ряд членов организации имеет постоянные технические препятствия, которые не будут устранены в обозримой перспективе, эти люди, на наш взгляд, не могут быть членами организации"37. Под "техническими препятствиями" разумелся ограниченный или отсутствующий доступ к интернету, служба в армии и иные специфические и не очень ситуации. То есть, если человек не вписывается в схему "прямой демократии", он отсекается от группы.
Потому неудивительно, что "Искра" на протяжении нескольких лет своего существования так и не смогла развить свою деятельность до сколько-нибудь заметных масштабов. И свойственные всему левому движению проблемы с разгильдяйством, недисциплинированностью, отчуждённым отношением к общему делу также не обошли её стороной. Диалектика мстит тем, кто предпочитает ей догмы.
Понятие бюрократии в современном левом движении стало ярлыком, чуть ли не ругательством. Такое положение дел является своеобразной реакцией на позднесоветское прошлое, когда бюрократия играла важную роль в деструктивных процессах и, в конце концов, стала весомым фактором победы контрреволюции. Как известно, советская бюрократия с контрреволюцией никуда не делась, а наоборот, взяла командные высоты, срослась с классом капиталистов, нашла своё продолжение во многих постсоветских политических партиях, от "Единой России" до КПРФ. Это немало способствовало сохранению понятия "бюрократ" в виде ругательного ярлыка. Вдобавок, приложилась и троцкистская пропаганда, которая наряду с другими формами антикоммунистического прессинга получила определённое влияние в умах ослабленного идейным кризисом левого движения.
Апологеты организационного анархизма часто используют ярлык "бюрократия" для нападок на любые неугодные им формы организованности и дисциплины. Этим словечком они клеймят всех тех, кто, занимая ключевые должности в организации и вытягивая на себе немалый груз работы, пытается и их "заставить" работать в русле общих интересов и потребностей. В ход идут такие обороты как "бюрократический централизм", "формализм", "палочная дисциплина" и другие расхожие ярлыки. Подобная лексика настолько навязла в зубах, что поневоле стала для многих активистов привычным штампом. Даже те товарищи, которые вполне адекватно понимают организационную дисциплину и демократический централизм, всячески стремятся откреститься от такого неблаговидного термина как бюрократия.
В этой связи интересно рассмотреть отношение Ленина к бюрократии. Вот наиболее яркая цитата, в которой нарочито резко выражено противоречие между большевистской и меньшевистской трактовкой организационного вопроса: "Оппортунизм и анархизм или бюрократизм и формализм? [выделено мной - А.Б.] - так поставлен вопрос теперь, когда маленькое расхождение сделалось большим. И мы должны иметь в виду именно эту... постановку вопроса при обсуждении по существу доводов за и против моей формулировки"38. "Оппортунизмом и анархизмом" Ленин называет позицию Мартова и его сторонников, свою же позицию он без стеснения относит к "бюрократизму и формализму". Как видно, Ленин не только не страдал от своего "бюрократизма", но даже и подчёркивал его. А вот ещё одна рельефная цитата, которая вряд ли обрадует поборников демократии: "...Бюрократизм versus [против] демократизм, это и есть централизм versus автономизм, это и есть организационный принцип революционной социал-демократии по отношению к организационному принципу оппортунистов социал-демократии. Последний стремится идти снизу вверх и потому отстаивает везде, где можно и насколько можно, автономизм, "демократизм", доходящий (у тех, кто усердствует не по разуму) до анархизма. Первый стремится исходить сверху, отстаивая расширение прав и полномочий центра по отношению к части"39. Кажется, яснее и нельзя было сказать об организационных анархистах.
Что же такое бюрократизм применительно к организационному вопросу? Правильно ли употребляется этот термин? Вот что пишет об этом Ленин, касаясь противоборства с меньшевиками и обвинений в бюрократизме: "Толкуют о бюрократизме. Бюрократизм можно перевести на русский язык словом: местничество. Бюрократизм означает подчинение интересов дела интересам карьеры, обращение сугубого внимания на местечки и игнорирование работы, свалку за кооптацию вместо борьбы за идеи. Такой бюрократизм, действительно, безусловно нежелателен и вреден для партии, и я спокойно предоставлю читателю судить, которая из двух борющихся теперь в нашей партии сторон повинна в таком бюрократизме..."40. Конечно, на этом определении лежит отпечаток полемики и особенностей того времени. Согласно Большой Советской Энциклопедии, сущность бюрократии заключается, "во-первых, в отрыве центров исполнительной власти от воли и решений большинства членов этой организации, во-вторых, в главенстве формы над содержанием деятельности этой организации, в-третьих, в подчинении правил и задач функционирования организации целям её сохранения и укрепления"41.
В современной коммунистической организации также есть определённая почва для бюрократизма. Отчасти он порождается разделением труда; об этом будет подробней сказано ниже. То самое местничество, о котором писал Ленин, нередко проявляется в узколобом, формально-бюрократическом подходе к любому вопросу. Если же смотреть шире, то можно констатировать: бюрократизм появляется там и тогда, где и когда руководитель (или организатор) отрывается от актива, перестаёт жить с ним одной жизнью, перестаёт чувствовать интересы и настроения своих товарищей. Подобная "болезнь" часто свойственна начинающим оргработникам; можно даже сказать, это закономерная стадия их развития. Включаясь в организаторскую деятельность, вдумываясь в логику нормативно-правовой базы, проникаясь необходимостью упорядоченной и формализованной деятельности, товарищи в силу отсутствия опыта не видят ограниченного характера формальных норм и через некоторое время начинают их абсолютизировать. Для них становится характерным увлечение постановлениями, резолюциями, не вполне продуманное применение формальных норм, в общем, такой подход к работе, при котором форма постепенно становится важнее содержания. Вместо работы с людьми, требующей такта и терпения, приоритет получает работа с бумагами. Товарищи искренне считают, что Устав и иные постановления коммунистической организации имеют абсолютную и непреодолимую силу, распространяющуюся априори на все жизненные ситуации. Сталкиваясь с чем-то непредвиденным, непредусмотренным, не прописанным в документах, такие товарищи спешат выпустить очередное постановление или правку в Устав, залатать формальную "дыру". Через некоторое время обнаруживается, что реальная жизнь постоянно подкидывает всё новые "дырявые" ситуации, которые побуждают выпускать новые и новые "заплатки".
Как правило, с течением времени, когда оргработники набираются опыта, формально-бюрократическая "болезнь" проходит, сама или с помощью более опытных коллег. Товарищи постепенно замечают, что всех ситуаций не предусмотришь и всех "заплаток" не напишешь; что многие проблемы решаются совсем на другом основании, нежели формальная база; что Устав и нормативы - это не абсолют, а инструменты; что в силу этого при отсутствии идейного единства и здорового климата в организации формальные инструменты становятся обоюдоострым оружием, в то время как в здоровой организации многие вопросы не требуют их использования и решаются в порядке коммунистической сознательности. И, наконец, что самое главное - это работа с людьми. Работа с людьми должна здесь пониматься, конечно, не в смысле административной игры в расстановку фишек на доске. Принятие постановлений о расстановке кадров, спуск "сверху" политических решений, требования к активу, контроль исполнения - это ещё не работа с людьми, это лишь внешнее её проявление. Всякий толковый оргработник понимает, что настоящая работа с людьми - это комплексная задача, в которую основным моментом входит неформальное общение и в решении которой не обойтись без знания психологии, умения подойти к человеку, выслушать его, понять его стремления и интересы, пробросить мостик между ними и задачами организации, по-товарищески убедить его в необходимости той или иной работы. Наличие такого неформального общения (особенно между "верхами" и "низами") нередко свидетельствует о здоровом климате в организации и является необходимым условием успешного применения формальных норм.
В данном параграфе собраны некоторые наиболее яркие примеры искажений демократического централизма, собранные благодаря многолетнему опыту работы в РКСМ(б). Эти нападки предпринимаются, как правило, с позиций "борьбы за демократию". Они не сведены в какую-либо систему, а приведены лишь для иллюстрации изобретательности и фантазии организационных анархистов.
Например, приходилось слышать примерно такой тезис: дескать, дисциплина нужна, конечно, но при этом не надо выполнять "абсурдных" решений. Молчаливо предполагается, что именно исполнитель определяет, какое решение счесть "абсурдным", противоречащим здравому смыслу и т.п. и на этом основании отказать в выполнении. К такой зыбкой категории как здравый смысл нередко прибегают для того, чтобы перевести разговор с почвы дисциплины и ответственности на скользкую почву личных предпочтений, личных суждений, где арбитра быть не может по определению. Таким образом, за апелляцией к "абсурдности" того или иного решения кроется фактическая отмена организационной дисциплины.
Ещё один показательный приём состоит в механическом использовании такой нормы демократического централизма как подчинение меньшинства большинству. В качестве примера можно вспомнить одно из центральных мероприятий РКСМ(б), во время проведения которого мнение большинства собравшихся активистов пошло вразрез с мнением руководства организации. Сторонники неподчинения дисциплине прибегали в этом случае к следующему аргументу: дескать, нас, "несогласных", собралось здесь, положим, 15 человек, а Бюро ЦК, "навязывающее" нам своё "мнение", состоит из 3 человек. Поскольку пятнадцать больше трёх, выполнять следует именно решение большинства. Всё это обычно сопровождается бурлящим негодованием в адрес "узкой группы узурпаторов" и требованием заменить руководящий орган всеобщим плебисцитом или народным вече.
Иначе как мошенническим такой трюк назвать нельзя. Весьма показательно, что совершенно такие же ситуации случались и в большевистской партии. Того же Ленина обвиняли, ни много ни мало, в узурпации власти. Например, последовательный противник большевистской "Искры" Акимов говорил об "аракчеевском духе устава" и о том, что "если в Совете партии окажутся три члена ЦО, то ЦК превратится в простого исполнителя воли редакции... Три лица, живущие за границей, получат право безгранично (!!) распоряжаться работой всей (!!) партии. Они обеспечены в смысле безопасности, и потому их власть пожизненна". А вот вовсе уж страшные вещи: "Ленину достаточно мигнуть, чтобы центр распорядился... Самодержец, Швейцер, бюрократ, формалист, сверхцентр, односторонний, прямолинейный, упрямый, узкий, подозрительный, неуживчивый..."42. Всё это приходилось выслушивать большевикам сто лет назад, приходится выслушивать и теперь.
Разоблачение указанного трюка не составит труда для любого, кто знаком с сутью демократического централизма, а не только формальными его проявлениями. Если развивать применённый здесь организационными анархистами механический подход, тогда мы придём, например, к выводу, что N-ская региональная организация, поскольку она численно больше Центрального Комитета, может не подчиняться ему, ведь она является "большинством" по сравнению с численностью ЦК. Нелепость этого вывода очевидна. И любой действительно знакомый с принципами демократического централизма активист укажет, в чём тут дело. Центральный Комитет (или Бюро ЦК) - это не ячейка, а избранный Съездом руководящий орган. ЦК - полномочный представитель всей организации, в его решениях сконцентрирована воля всей организации, потому его решения могут быть опротестованы лишь всей организацией (через Съезд или иные уставные механизмы). Кто же является подлинным большинством: группа активистов, заведомо являющаяся лишь малой частью организации или ЦК, представляющий всю организацию? Ответ очевиден. Для непонятливых Ленин разложил этот вопрос по полочкам: "Для всякого, усвоившего себе основы всякой партийной организации вообще, ясно, что дисциплина по отношению к низшей коллегии обусловлена дисциплиной по отношению к высшей коллегии; дисциплина по отношению к Совету обусловлена подчинением Совета его доверителям, т.е. комитетам и их совокупности, партийному съезду. Кто не согласен с этой азбукой, тот неизбежно приходит к абсурдному выводу, что не доверенные лица ответственны перед доверителями и подотчетны им, а наоборот"43. Что же касается всенародных вече, рассылочных голосований и прочих очень "демократических" атрибутов, то Ленин по поводу этих механизмов едко замечал: "У нас - демократически выбранные и подотчетные представители полноправных организаций совещаются и решают. У них - представители плюс гости совещаются и предлагают, а полноправные организации говорят задним числом: да или нет. Трудно представить себе систему, более способную дезорганизовать социал-демократов. На практике эта система плебисцитов всегда вырождается в комедию"44.
Ещё один часто употребляемый фокус, граничащий с обывательским разгильдяйством, состоит в оправдании своей халатности, неорганизованности, расхлябанности наличием таких же качеств у кого-то из товарищей по организации. Риторика здесь известна: дескать, что вы на меня набросились, вы лучше взгляните на Васю, у него ещё хуже дела; а я-де работаю не хуже других. Разновидностью такого подхода является контратака путём выискивания недостатков в работе у оппонента. Дескать, посмотрите на себя сначала, а потом меня обсуждайте. Иногда даже попадаются деятели, которые хорошо помнят поговорки про наглость как второе счастье и в силу этого стараются превентивно атаковать тех, от кого они ожидают критики. Таким образом, они выставляют себя "борцами за общее дело", а действительно работающих людей заставляют встать в позу обороняющегося, оправдывающегося человека. Поддаваться на такие приёмы нельзя ни в коем случае. Исчерпывающе сказал о таких ситуациях Ленин: "В заграничной "колониальной" среде всегда могут найтись люди, способные заболеть болезнью дрязг, сплетен, пересудов; всегда могут явиться люди, очень плохо выполняющие порученную им Ц. К-том или съездом функцию, но очень легко судачащие о неудовлетворительном исполнении другими членами партии других функций. Этих людей часто могут выслушивать всерьез товарищи по неопытности, по любопытству, по бесхарактерности. На деле же следует не выслушивать, а сразу обрывать таких людей, не позволяя возбуждать формальных вопросов о "личном поведении должностных лиц", пока эти вопросы формально же не переданы на рассмотрение подлежащих учреждений партии и не разобраны, не разрешены ими"45.
Сравнительно распространённой болезнью, проистекающей обычно от несознательности и анархистской распущенности, является саботаж работы на том основании, что исполнителю не нравится личность руководителя, есть какие-то былые обиды или даже несогласие с проводимой линией. Иногда такие активисты прямо-таки убеждены, что если распоряжение отдаёт "нехороший" человек, то выполнять его не следует. Этот вопрос - настоящий оселок для проверки коммуниста. Ленин по этому поводу сказал вполне определённо: "Недовольство личным составом центров, вытекает ли оно из личных раздражений или из разногласий, кажущихся тому или иному члену партии серьезными, не может и не должно вести к нелояльному образу действий"46.
Анархистских приёмов, отговорок и доводов может быть великое множество. Все они, так или иначе, направляют острие своей критики на большевистские принципы организационно-партийного строительства, на демократический централизм, стараются расшатать организацию и создать вольготные условия для отсталых элементов. Передовой, сознательный коммунист должен уметь вовремя выявлять и разоблачать такие попытки, как бы они ни маскировались.
Понятие разделения труда является важнейшим для понимания не только принципов функционирования организации, но и механизмов общественного развития. "Уровень развития производительных сил нации обнаруживается всего нагляднее в том, в какой степени развито у нее разделение труда... Различные ступени в развитии разделения труда являются вместе с тем и различными формами собственности, т.е. каждая ступень разделения труда определяет также и отношения индивидов друг к другу соответственно их отношению к материалу, орудиям и продуктам труда"47, - писали Маркс и Энгельс. Они уделяли большое внимание анализу причин возникновения разделения труда, его развития и будущего. Подчёркивая исторически прогрессивный характер этого явления, позволившего многократно увеличить производительные силы человечества, классики в то же время обращали внимание на антагонистический характер разделения труда в классовом обществе. Разделение труда закономерно приводит к другому важнейшему явлению человеческой жизни - отчуждению. "...Разделение труда даёт нам сразу же первый пример того, что пока люди находятся в стихийно сложившемся обществе, пока, следовательно, существует разрыв между частным и общим интересом, пока, следовательно, разделение деятельности совершается не добровольно, а стихийно, - собственное деяние человека становится для него чуждой, противостоящей ему силой, которая угнетает его, вместо того чтобы он господствовал над ней..."48. Разделение труда в частнособственническом обществе губительно сказывается на человеческой личности: "Уже первое большое разделение труда, отделение города от деревни, приговорило сельское население к тысячелетиям долгого отупения, а горожан - к порабощению каждого в отдельности его детальной работой. Оно уничтожило основу духовного развития первого и физического - вторых... С разделением труда был разорван на части и сам человек. В целях развития какой-нибудь одной его деятельности были принесены в жертву все прочие его физические и духовные способности"49... Маркс писал, что мануфактура "калечит рабочего, превращает в какого-то урода, чисто оранжерейным путем вызывая в нем развитие детальных навыков и подавляя целый мир производительных склонностей и способностей". Таковы страшные последствия разделения труда в современном мире. При коммунизме разделение труда будет снято, уничтожено.
* * *
Рассмотренные нами выше вопросы демократического централизма, такие как иерархическая схема, выборные должности и т.п., - всё это лишь частные проявления, формы разделения труда внутри организации. Тем важнее для нас познакомиться с ролью разделения труда в работе коммунистической организации. Является ли в этом случае разделение труда полезным или вредным? Нужно ли его культивировать или, наоборот, с ним необходимо бороться?
Рассматривая основные принципы функционирования организации, мы упоминали разделение труда (наряду со сложением труда) в качестве одного из необходимых её признаков. Попробуем показать, как с развитием организации появляется необходимость в разделении труда. Для этого рассмотрим, как и в предыдущем параграфе, малый коллектив людей и его развитие.
Итак, отправной точкой является группа из нескольких активистов. Нужно ли им разделение труда? Вспомним, что характерные черты малого коллектива - сравнительно узкий спектр задач и сравнительно острый дефицит актива. Нередко возникают ситуации, когда на каком-то участке работы не хватает людей, и приходится направлять туда первого же свободного активиста, независимо от того, каковы его предпочтения и чем он занимается в плановом порядке. То есть, при малой численности группы, при постоянном кадровом голоде типично положение, при котором все занимаются всем. Для малых коллективов разделение труда будет, пожалуй, искусственной и вредной мерой, поскольку оно лишит коллектив возможности гибко реагировать на меняющиеся условия и максимально мобилизовывать свои ресурсы. "Первобытный" хаос в распределении нагрузки является в такой ситуации вполне оправданным. Кто свободен, тот и берёт задание без лишнего формализма, а заодно получает новые навыки. Этот пример уже рассмотрен ранее.
Группа постепенно развивается, растёт её количественный состав. Если группа считает себя авангардной, если она не ограничивает искусственно поле своей работы, то она закономерно должна приобрести универсальный характер, т.е. работать с разными социальными слоями, принимать участие в самых разных формах классовой борьбы. В противном случае она так и останется второстепенным, вспомогательным инструментом, вроде просветительского кружка при университете или группы энтузиастов-альтруистов при рабочем профсоюзе. Итак, раз группа включается в разные формы борьбы трудящихся, направления её работы становятся всё более разнообразными, всё более отличающимися друг от друга. У активистов появляются специфические навыки, позволяющие лучше других ориентироваться в предмете работы, более эффективно использовать особенности данного направления.
Поначалу эти навыки не играют определяющей роли. Чуть более опытному товарищу, конечно, могут поручать задачи его профиля чаще, чем другим, но в целом хаотическая ротация кадров сохраняется. Однако с течением времени опыт и знания растут, навыки улучшаются, и становится заметно, что такой-то товарищ на данном направлении справляется не просто чуть лучше других, а значительно лучше. Нередко это выражается в том, что более опытный товарищ гарантированно доведёт дело до конца с наименьшими затратами времени и ресурсов, в то время как менее искушённый в тонкостях дела активист будет спотыкаться и останавливаться при всякой трудности, будучи принуждён постоянно обращаться к своим коллегам за помощью или советом. В некоторых случаях это не столь критично, и тогда можно даже нарочно поручить задание неопытному товарищу, чтобы он набрался опыта на этом направлении. Но иногда бывает так, что нельзя пожертвовать скоростью и качеством выполнения задания ради учёбы того или иного товарища; наоборот, задание нужно выполнить точно и в срок, с максимально возможной гарантией от различных непредвиденных проблем. В растущей, развивающейся группе чаще встречается именно последняя ситуация. Когда происходит что-то важное для работы группы, когда промедление недопустимо, когда требуется оперативная реакция, нельзя позволить себе роскошь набивать шишки, спотыкаться и медлить ради обучения какого-либо активиста.
Руководствуясь подобными соображениями, группа закрепляет за опытным товарищем определённый участок работы. Затем, при расширении работы на этом участке возможно формирование группы активистов, в которой более опытные товарищи будут передавать свои знания и навыки менее опытным. Так естественным образом в ходе развития организации возникает разделение труда.
Принцип разделения труда становится необходимостью для коммунистической организации. Если неукоснительно проводить этот принцип в жизнь, то производительность труда организации возрастает в разы и даже на порядки. В сочетании с иерархическим структурированием организации разделение труда теоретически позволяет выстроить мощную организацию, ведущую работу на множестве направлений и объединяющую усилия множества людей.
Однако на практике часто бывает так, что в организации не удаётся полностью реализовать принцип разделения труда. То там то сям случаются ситуации, когда приходится одного и того же товарища включать в несколько разнопрофильных комиссий, одновременно давать несколько заданий разного характера. В некоторых случаях это доходит до абсурда, когда один человек вынужден тащить на себе работу сразу по нескольким направлениям, не успевая толком вести ни одно из них. Подобная ситуация является либо следствием незрелости организации, недостаточной её развитости для введения разделения труда (объективный фактор), либо следствием кадровых ошибок при распределении обязанностей (субъективный фактор). Опираясь на многолетний опыт организационной работы, можно сказать, что в развивающейся организации при отсутствии достаточного количество кадров, обладающих опытом и свободным временем, разделение труда постоянно в той или иной степени размывается стихией неорганизованности, штурмовщины, непрерывных авралов. Чем больше вовлечено в организацию людей, чем лучше они обучены (и в идейном, и в техническом), чем выше у них уровень сознательности, тем меньше в общем случае остаётся почвы для штурмовщины и авралов, тем крепче структура организации, тем прочнее разделение труда. К этому надо стремиться.
Очевидная польза, проистекающая от использования в работе разделения труда, не должна затмевать те его негативные черты, о которых упоминалось выше.
Разделение труда возникает там и тогда, где и когда происходит закрепление определённых участков работы за отдельными активистами. Таким образом, разделение труда способствует преимущественному развитию вполне конкретных навыков, чтобы производительность труда "закреплённых" на этом участке активистов росла. Нетрудно заметить, что подобная специализация (как и всякая специализация вообще) приводит к однобокому развитию на каком-то определённом направлении за счёт отсутствия развития навыков и умений на всех остальных направлениях. Стремясь выполнить свою задачу как можно лучше, человек занимается преимущественно ею, оттачивает и совершенствует соответствующие умения и в силу этого уделяет меньше времени, меньше внимания остальным сферам деятельности. Так возникает основа для явления, которое классики марксизма назвали "профессиональным кретинизмом". Это явление служит питательной средой для целого букета болезней, которые могут существенно повлиять на политическую линию организации, исказить практику демократического централизма в ней.
Чем грозит "профессиональный кретинизм"? Бытие определяет сознание; узкая специализация с течением времени постепенно формирует узкое мышление. Разделение труда есть ни что иное как однобокое вовлечение активистов в практическую деятельность. Подобная однобокая практика вполне может привести и к однобокой политической позиции. Говоря проще, человек, сосредоточенный на каком-то определённом участке работы, с течением времени начинает смотреть на дела организации как бы "со своей колокольни". Вопросы тактики, теории, текущей работы он воспринимает через призму своей узкой практики. Это закономерно приводит к искажениям и ошибкам, тем более пагубным, чем более ответственные должности занимает активист. Бюрократизация также нередко является следствием узкого подхода, выработанного разделением труда. Подчеркнём, что все эти эффекты имеют объективную природу; человек односторонне оценивает события не злонамеренно, а в силу того, что пищу для размышлений ему даёт однобокий опыт, богатая практика на каком-то одном направлении и почти полное отсутствие таковой на других.
Конечно, хорошо и полезно взглянуть на какой-либо вопрос с разных точек зрения, послушать мнение товарищей, которые занимаются разными проблемами и сталкиваются с обсуждаемым вопросом как бы с разных сторон (или не сталкиваются вовсе). Но в то же время нельзя не заметить противоречия, которое особенно ярко проявляется именно на стадии обсуждения и принятия решений. Каждый включённый в схему разделения труда товарищ, будучи узкопрофильным работником, имеет тенденцию к односторонним суждениям. Но в то же время, будучи членом организации, он должен быть компетентен в решении широкого спектра самых разных вопросов50. Если игнорировать это противоречие, оно рискует разрастись до размеров, угрожающих развитию организации.
Решить проблему можно только в том случае, если разделение труда совмещается с ротацией кадров. Эти, казалось бы, противоположные механизмы должны обязательно сосуществовать вместе и взаимно дополнять друг друга. Ротация кадров без разделения труда приведёт к хаосу в работе. К чему приводит разделение труда без ротации кадров, описано выше. Найти правильное сочетание указанных механизмов - задача, которую может и должен решать грамотный организатор. Для каждого направления работы необходимо своевременно увидеть тот момент, когда активист перестаёт совершенствовать себя и свою работу, начинает замыкаться на своём профессионализме и идти по накатанной колее. Необходимо перебрасывать такого работника на другой участок. Разумеется, это возможно далеко не всегда; важнейшим условием ротации кадров является, собственно, наличие этих самых кадров, достаточно ответственных и готовых работать на указанном направлении. А это, в свою очередь, невозможно без системы обучения актива, которая должна охватывать все направления работы организации. Ведь если людей не готовить, не обучать систематически, тогда не будет готовых кадров, а вся деятельность организации останется на уровне кустарщины.
* * *
Разделение труда - важнейший инструмент организационного строительства. Без него невозможно сколько-нибудь эффективное функционирование классовой организации пролетариата. На нынешнем этапе анархии и шатаний, нестойких организационных форм и засилья меньшевизма разделение труда жизненно необходимо для создания структуры большевистского типа. Однако не следует при этом забывать о преходящем характере разделения труда. В перспективе каждый член организации должен получить как можно более широкое коммунистическое образование, должен пройти и опробовать как можно больше разнообразных направлений деятельности. Современные большевики, как и сто лет назад, должны стать универсальными солдатами революции. В этом их сила.
Разумеется, ни сама статья, ни предлагаемые выводы не претендуют на то, чтобы стать истиной в последней инстанции. Мы ставим не точку, а многоточие, рассчитывая на дальнейшее теоретическое развитие этой темы. Тем не менее, проведённый в статье обзор организационного вопроса позволяет сделать, по крайней мере, два основных вывода.
Во-первых, организационный вопрос явно недооценивается в современной марксистской теоретической работе. Между тем правильное его решение в каждой конкретной ситуации существенно влияет на весь ход дальнейшей классовой борьбы пролетариата. Слабая разработка организационного вопроса нередко приводит к неэффективной трате сил, к тяжёлым ошибкам и поражениям. Сколь угодно хорошо разработанная теория не может эффективно овладеть массами, если нет адекватной формы, в рамках которой массы могли бы заняться преобразовательской деятельностью.
Во-вторых, большевистская организационная форма, партия нового типа - не прошлое, а будущее классовой борьбы пролетариата, наиболее эффективный инструмент этой борьбы. В современных условиях эта организационная форма несколько опережает время, опережает текущий уровень развития рабочего движения. Но, несмотря на это, отступать нельзя. Какие бы организационные формы ни приходилось использовать в угоду текущему моменту, партия нового типа должна оставаться приоритетом в области организационного строительства. Большевистское ядро, выкованное сегодня, закладывает фундамент революционной борьбы завтрашнего дня. Когда этот завтрашний день настанет, мы встретим его во всеоружии.
1 См. В.И. Ленин. Полн. собр. соч., 4-е изд. (далее - ПСС), т. 7, сс. 185-392.
2 ПСС, т. 5, сс. 1-12.
3 ПСС, т. 5, сс. 319-494.
4 Полное название - "Письмо к товарищу о наших организационных задачах. Сентябрь 1902 г.". ПСС, т. 6, сс. 205-224.
5 ПСС, т. 7, с. 333.
6 Там же, с. 231.
7 Там же, с. 383.
8 ПСС, т. 6, с. 458.
9 Как видно, Ленина ничуть не смущали обвинения в бюрократизме и формализме, которые современный левый воспримет чуть ли не как ругательство. Как он расшифровывал эти понятия, будет видно из дальнейшего изложения.
10 См. http://scepsis.ru/library/id_1759.html
11 См. http://rksmb.ru/get.php?2287
12 Нельзя не заметить, что, декларируя эту позицию, тов. Марков не смог в реальности удержаться на ней и, в конечном счёте, на практике сомкнулся с Тарасовым.
13 Интересующихся можно отослать к таким документам как Августовские тезисы ЦК РКСМ(б) и "Заметки о дальнейшей работе РКСМ(б)". Эти документы датированы 2004 г. и содержат развёрнутое описание недостатков и проблем движения; по-видимому, они сохраняют актуальность и поныне.
14 Иногда публика любит приводить примеры одарённых, талантливых людей, которые в одиночку пробивали себе "дорогу в жизнь". Да, каждый self made man достоин аплодисментов. Но являются ли они правилом? Нет, наоборот, это исключения. И они лишь подтверждают правило - один талантливый и проворный смог взобраться на вершину Олимпа лишь потому, что для тысяч остальных она осталась недосягаемой.
15 См. статью "События в Греции как кривое зеркало российской левой"
16 К примеру, в каких-то случаях очные собрания могут уступить место интернет-конференциям. Бюро ЦК РКСМ(б) сейчас работает удалённо (через Интернет) в непрерывном режиме.
17 Разумеется, наряду с социальной наследственностью существует и социальная изменчивость; каждое новое поколение привносит с собой что-то новое, особенное. Однако в данном контексте нас интересует именно воспроизводство господствующей идеологии и её влияние на формирование личности.
18 Специально подчеркнём, что социальное положение не является детерминантой, действующей безоговорочно на всех и каждого. Нелепо было бы утверждать, что сплошь все квалифицированные рабочие обладают лучшим классовым сознанием, чем неквалифицированные, или что все чиновники обязательно негодяи, и т.п. Каждый читатель наверняка сможет вспомнить обратные примеры. И это понятно, поскольку социальное положение - хотя и очень сильный, весомый фактор, но далеко не единственный. Тем не менее, несмотря ни на какие случайности, флюктуации в единичных случаях, при рассмотрении больших групп людей или социальных слоёв именно социальное положение определяет в целом и в конечном счёте характер коренных интересов этих групп и слоёв.
19 См. http://www.gudok.ru/economy/lich_dengi/news.php?ID=348957. За чертой бедности в 2009 году находились 13,1% россиян. То есть доходы 18,5 млн. человек были меньше, чем величина прожиточного минимума.
20 См. http://oulenspiegel.livejournal.com/437789.html
21 Цит. по: "Главное в ленинизме", сост. д.ф.н., проф. М.В. Попов, СПб, изд. Политехн. Ун-та, 2009, с. 103.
22 См. http://www.rosalux.ru/main/modules/articles/article.php?id=9
23 См. http://rksmb.ru/get.php?56
24 См. http://scepsis.ru/library/id_2431.html
25 См. http://www.rabkor.ru/authored/8291.html
26 См. http://scepsis.ru/library/id_2183.html
27 См. http://kommynist.ru/Ленинградское_дело_в_КПРФ
28 См. http://kommynist.ru/Московское_дело_в_КПРФ
29 Подчеркнём, что здесь и далее, во всём разделе мы не рассматриваем те структуры, в которых демократический централизм декларируется, но не реализуется, в которых "верхи" крепко охраняют свою власть и не позволяют "низам" влиять на дела организации. Подобные фальшивки нам не интересны. Мы рассматриваем нормальную коммунистическую организацию, в которой слова о демократическом централизме не расходятся с делами.
30 Здесь и далее цит. по книге "Анархизм в России"
31 "Как нам это видится", статья Колумбийской лиги анархистов (США)
32 Автору этих строк приходилось воочию наблюдать, как действовал провокатор в одной партийной организации РКРП-РПК, где актив, составленный в основном из пенсионеров, отличался низкой требовательностью и к себе, и к приходящим людям. Лазутчику на короткое время удалось даже стать секретарём партийной ячейки. В конце концов, он был разоблачён и изгнан. В организации с высоким уровнем сознательности и требовательности подобные истории вообще маловероятны.
33 "Платформа "Демократической фракции" в КРИ-СНГ", июнь-июль 2005 г. Ныне движение "Вперёд", объединившись с "Социалистическим Сопротивлением", образовало "Российское социалистическое действие".
34 См. "Ответ К.О. "ИСКРА" на предложение РКСМ(б) об объединении"
35 Под малочисленностью здесь разумеется количество членов организации, не превышающее десятка полтора на всю страну. Разумеется, если мерить другим аршином (напр., масштабами официальных политических партий), то все непарламентские левые организации малочисленны по сравнению, скажем, с КПРФ.
36 Этот условный порог выведен эмпирически исходя из опыта некоторых региональных организаций РКСМ(б), которые в своё время перенесли "болезнь роста".
37 См. Ответ К.О. "ИСКРА" на второе письмо РКСМ(б) об объединении
38 ПСС, т. 7, сс. 236-237.
39 Там же, сс. 365-366.
40 Там же, сс. 335-336.
41 См. БСЭ, 3-е изд., т. 4, с. 209.
42 ПСС, т. 7, с. 349.
43 ПСС, т. 8, с. 410.
44 Там же, сс. 510-511.
45 ПСС, т. 34, с. 284.
46 ПСС, т. 7, с. 51.
47 Маркс К. и Энгельс Ф., Соч., 2 изд., т. 3, с. 20.
48 Там же, т. 3, с. 31.
49 Ф. Энгельс "Анти-Дюринг" - ОГИЗ Государственное издательство политической литературы, 1948 г., стр. 276.
50 Указанное противоречие
имеет место и тогда, когда мы рассматриваем передовых и отсталых активистов.
Передовые хорошо разбираются в предмете своей работы и, как правило,
перепробовали несколько направлений работы, что способствует выработке у них
разностороннего понимания вопросов, осознания диалектической взаимосвязи между
разными аспектами работы. Они исходят из интересов дела и обычно выносят
наиболее взвешенные суждения. Отсталые члены организации, апатичные и понукаемые
к работе (а то и попросту бездельники) нередко при обсуждении вопросов
сознательно или бессознательно руководствуются отнюдь не интересами дела. Во
главу угла у них поставлено либо желание спустить дело на тормозах, чтобы их, не
дай боже, не запрягли работать, либо желание просто "отметиться" в обсуждении,
сказать абы что, чтобы их потом не трогали.
Разработка - Интернет-комиссия при ЦК РКСМ(б),
